Лишь к концу февраля немцы оправились от поражения, сосредоточили силы и повели наступление на освобожденный нашими войсками Харьков. Потеряв при наступлении много живой силы и техники, советские войска не могли противостоять немцам и отходили с кровопролитными боями.
17 марта 1943 года Советская Армия вынуждена была снова оставить Харьков. Немцы вели наступление на Белгород, рассчитывая окружить наши войска и взять реванш за Сталинград.
Ставка Верховного Главнокомандования принимала все меры для остановки врага. К месту боев перебрасывались подкрепления — живая сила и техника, боеприпасы и продовольствие.
Так говорится в третьем томе «Истории Великой Отечественной войны». У нас тогда, разумеется, не могло быть столь широкого кругозора. Но и мы понимали значение узловой станции Валуйки. Она играла ключевую роль в снабжении Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Вот на этот участок еще в феврале прибыл 44-ый дивизион и поступил в подчинение 3-й танковой армии генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко.
Валуйки имеют две станции — пассажирскую и сортировочную. Они отстоят друг от друга на три-четыре километра. А сам город расположен на горе в трех километрах от пассажирской станции.
44-й дивизион назначили охранять станцию Валуйки-Сортировочная. Станция большая, все ее службы, включая депо, мастерские, склады, сгрудились овалом внутри путей. Наши бронепоезда заняли позиции на противоположных железнодорожных линиях.
Воинские эшелоны прибывали каждый день, скапливались, не успевая разгрузиться.
Единичные или небольшие группы фашистских самолетов налетали ежедневно, а то и несколько раз в день. Частенько наведывалась разведочная «рама». После нее обязательно следовали массированные налеты несколькими десятками бомбардировщиков.
Целыми днями мы находились в боевой готовности, почти не выходили с бронеплощадок. Ночью, как правило, дежурила половина команды, другая отдыхала. В ночные часы больших налетов не бывало, но один-два самолета кружили беспрерывно, так что бронепаровозы всегда на парах.
Вообще Валуйки — один из самых тяжелых периодов боевых действий бронепоездов.
Было начало марта. На станции, на путях, снег растаял, на полях еще лежал. Поэтому с воздуха мы были хорошо заметны. Как-то бойцы сидели на крышах своих броневагонов, греясь на весеннем солнышке. Подошел майор Брин, завязался общий разговор.
И вдруг привычный, но всегда неожиданный крик:
— Воздух!
45 секунд — и все на своих местах, комиссар — в боевой рубке.
— Недаром чертова «рама» прилетала,— говорит боец Иван Котов, держась за штурвал и готовясь по первой команде развернуть орудийную башню. В амбразуру видно, как слева от бронепоезда сомкнутым строем наискосок к железнодорожному полотну идут одиннадцать бомбардировщиков. Лейтенант Сунцов, командир нашей бронеплощадки, передает:
— Открыть заградительный огонь!
Самолеты перестраиваются и входят в пике. Слышатся первые разрывы. В это время командир орудия старший сержант Власов заметил в амбразуру вторую группу вражеских самолетов справа.
Первая группа отбомбилась. Башню развернули и успели встретить огнем вторую. Вспышки, грохот, вздрагивает бронеплощадка, знакомый звон стреляных гильз, впереди столбы пламени и дыма.
— Самолеты спереди! — кричит Сунцов. — Орудия прямо по цели!
Вдоль железнодорожной линии в лоб летят десятка два «юнкерсов». Среди них на голубом небе резко выделяется черный силуэт громадного четырехмоторного бомбовоза. Еще никогда до этого мне не приходилось видеть подобного чудища.
Лейтенант Сунцов не отнимает телефонной трубки от уха. В репродукторе слышится голос командира бронепоезда:
— Держаться, ребята!
— Постараемся, — за всех отвечает наш лейтенант.
И опять команды: «Ориентир… прицел… трубку… огонь!»
Все небо перед надвигающимися самолетами усеяно разрывами снарядов наших бронепоездов и соседних зенитных батарей. Привычно, без суеты, бойцы ставят трубки на снарядах, подают их, заряжают орудие и методически ведут огонь.
— Ребята, загорелся один! — радостно кричит наводчик Лисов.
— Поздравляю, — улыбается Сунцов.
Грохот слышится все ближе и ближе. Теперь бомбы рвутся уже возле самого бронепоезда. Земная твердь превратилась в студень, вагон подбрасывало и шатало, как лихой грузовик на кочках. Стоял непереносимый грохот.
Впереди горел товарный порожняк. По небу летели клочья бумаги, соломы, тряпок, жестяные листы, обломки досок. Во все щели врывался песок, но мы научились вовремя закрывать глаза. Жарко, душно так, что сердце бухает, темно от копоти, пыли и дыма, небо заволокло, цели не видно.
Наконец, прекратили огонь. Поезд двинулся. Но гут с громом и звоном на башню обрушилась сорванная крыша товарного вагона. Мы с Патраковым вылезаем из люка, сбрасываем листы. Кругом сумрачно, видно только пламя да посверкивающие мимо искры.
Бронепоезд выезжает за пределы станции.
Слышен гул новой группы самолетов. Возобновляем огонь. Три самолета движутся на нас в лоб. «Держись, ребята!» Один пикирует. Поезд ускоряет ход. Бомбы рвутся позади. Пикирует второй бомбардировщик. Снаряды наших орудий рвутся, кажется, перед самым его винтом.
— Давай, давай! — хрипло кричит лейтенант.
Мы и сами ускоряем темп: гильза не успевает упасть, а уж другой снаряд в стволе. Третий самолет пошел, но качнулся, выпрямился, отвалил в сторону — бомбы загрохотали в ельнике. Видимо, подбили. Еще один идет по второму заходу. Этому удается все-таки достать бронепоезд.
Громыхнуло так, что бронеплощадку подбросило будто брезентовую палатку, нас тряхнуло, как зерна в решете. Меня швырнуло головой о стенку, на какое-то время я потерял сознание. Очнулся — тишина. Выплевываю кровь и песок. Голова раскалывается от боли, в ушах перезвон. От смрада нечем дышать. Руки в крови, из носа хлещет кровь, перед глазами туман.
— Тебя танкистский шлем спас, — говорит мне военфельдшер Вобликов.
Бронепоезд стоит. Я кое-как выбираюсь на свежий воздух. Самолеты ушли, орудия молчат. Копоть и смрад немного рассеиваются. Багровое солнце то проглянет, то снова заволакивается дымом пожарищ. Машинисты Александр Козлов и Петр Санаев уже постукивают своими длинными молотками — осматривают ходовую часть.
С «Котовского» подошел связист Иван Мизев, сообщил, что там тоже есть раненые и контуженные.
Железнодорожные линии с обеих сторон поезда повреждены. Появился техник-лейтенант Рыбаков — началось восстановление пути и подъем сбитых с рельсов бронеплощадок.
Этот налет был особенно мощным. Немцы старались во что бы то ни стало стереть Валуйки с лица земли. Бомбили обе станции — и товарную, и пассажирскую.
