Загрузка...Истребительный противотанковый артиллерийский полк, где служил сержант Зайцев, железнодорожным эшелоном прибыл на станцию Новый Оскол. Сразу же началась разгрузка. По трапам на платформу сходили тягачи, выкатывались пушки, выносились ящики с боеприпасами. Слышались четкие отрывистые команды, ревели моторы, сновали люди. Все делалось быстро и сноровисто.
Когда напряжение заметно спало, орудийный номер рядовой Кичко, закуривая, обратился к Зайцеву:
— Когда же на передовую? А, сержант?
До приезда сюда их часть находилась в учебных лагерях, где-то в лесу. Расчеты изо дня в день на полигоне тренировались в стрельбе прямой наводкой, изучали материальную часть. Их «утюжили» учебные танки, а затем батарейцы снова выжидали в засадах, подпуская стальные громадины вплотную, чтобы ударить по ним метким огнем из холостых. Так воспитывалась выдержка, ковалось мужество, укреплялась воля.
— Значит, на отдых наш полк разгружается? Так, говоришь?—прищурившись, спросил Зайцев солдата.
— Ну да. Просто обидно. Люди воюют, а мы…
Сам Зайцев уже прошел боевое крещение под Москвой в качестве зенитчика. Кичко был необстрелянный.
В большинстве солдаты прибыли сюда из запасных полков и возле новеньких противотанковых пушек ЗИС-5 оказались впервые.
Откуда-то донеслось: «Воздух!» Разговор оборвался.
Они, вглядываясь в небо, ждали. Небольшая группа фашистских пикировщиков подкрадывалась к станции. Ударили наши зенитки, но сразу же умолкли. Появились краснозвездные истребители. Донеслись пулеметные очереди. Вражеские самолеты повернули на запад.
— Как видишь, тут война, брат, — сказал Зайцев.
Горела земля, и небо заволакивалось дымной копотью. Казалось, огонь и грохот никогда не прекратятся. Но в адском месиве люди двигались, кричали, жили.
Уже неделю к Курску остервенело рвался враг. А на Обояньско-Прохоровском направлении натиск фашистских полчищ был особенно яростным. Сначала около 500, затем 600, а на седьмой день 800 танков обстреливали, рвали, утюжили окрестности, и думалось, что перед бронированными чудовищами ничто не устоит.
Обороняя каждую пядь, медленно отходила наша армия, оставляя сотни костров на поле боя. Это горели «тигры» и «пантеры», и тысячи гитлеровцев остались мертвыми лежать на Курской земле.
В те огненные дни артполк, где служил Зайцев, находился в резерве и располагался под городом Обоянью. И хоть сюда доходил лишь едкий дым пожарищ да гул непрерывной канонады, близость тяжелого боя ощущалась непосредственно и остро. По проселкам к местам боев мчались грузовики, увозя боеприпасы, а навстречу им тянулись транспорты раненых и убитых.
И вот вечером 11 июля командир батареи капитан Мирлов, возвратившись из штаба части, обратился к парторгу батареи лейтенанту Дивидзе:
— Давай-ка соберем коммунистов!
Когда началось партийное собрание, выяснилось, что на него пришла почти вся батарея, не только коммунисты, но и беспартийные.
— Эта повестка дня касается всех,- сказал лейтенант.
Шел разговор о предстоящем бое. Один за другим выступали солдаты. И Зайцев попросил слова. Поправляя ремешок на каске, он заявил:
— Верно сказал наш парторг. Завтрашний бой, конечно, не легкое испытание. Но мы будем драться за советскую Родину. Если что, прошу считать, что я коммунист…
— Я тоже!
— И я! И я! — вслед за сержантом говорили бойцы.
А в то самое время, когда шло партийное собрание, на Прохоровском направлении продолжалось тяжелое сражение. К исходу дня наступил опасный кризис. У обеих сторон силы иссякли.
И тогда наше командование утром 12 июля ввело в бой резервы — 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии. 800 танков Т-34 и САУ, тысячи орудий, свежие корпуса и дивизии шли в контрнаступление.
Будучи уже обескровленным и надломленным, враг все же ожесточенно сопротивлялся. Развернулось жестокое единоборство. Наше командование решило еще энергичнее продолжать начатый контрудар, с тем чтобы на плечах отходившего противника захватить ранее занятые им рубежи в районе Белгорода и перейти всеми силами Воронежского и Степного фронтов в решительное наступление.
Неделю продолжались кровопролитные бои, горели сотни танков и самоходных орудий. К небу поднимались тучи пыли и дыма…
И наконец наступило 18 июля.
— Шло сражение, в котором трудно даже было определить время, где полдень, а где уже вечер,-вспоминал этот день позднее И. Ф. Зайцев. «Тигры», «пантеры», «фердинанды» для наших артиллеристов означали одно: это враг, который должен быть сокрушен во что бы то ни стало. Они шли, обрушиваясь на батарею огнем и сталью. Один за другим выбывали из строя бойцы. Убит парторг Дивидзе. Когда было разбито орудие, он пошел на вражеские танки с противотанковыми гранатами. Одну машину подбил, вторую не успел. Убит заряжающий Скворцов. Убит командир орудия…
Какая-то ярость овладела мною. И вдруг рядом грохот разрыва. Даже не глядя ощутил: опять атакуют. Бросился к пушке, взялся за рукоять поворотного механизма — тот ни с места. Взглянул — панорама покорежена. Что делать? Зубами аж заскрипел. А танки врага — вот они, перед глазами. Один, другой, еще и еще! Впрочем, эти подробности вспомнил позднее. А в тот миг действовал почти машинально.
И вот перед самым окопом танки разделились, начали обходить его по сторонам. Это мне помогло, а их погубило. У «тигров» борта — самое уязвимое место. Но бить надо вначале по задним машинам, иначе заметят и раздавят. Взявшись за станины, развернул пушку на цель, поймал первый танк через открытый канал ствола, зарядил моментально. Выстрел! «Тигр» в огне. Эта удача окрылила меня. Так же поймал второго, за ним третьего «тигренка». Конечно, помогла мне суматоха боя, в которой не сразу можно определить, кто бьет и откуда.
Подбил шесть танков. Уже потом разобрался, что три из них — хваленые «тигры». Я мстил за смерть моих боевых товарищей, за поруганную родную землю.
Вот и весь короткий и простой рассказ.
