Октябрь. Задача ясна каждому командиру и бойцу. Еще раз проверили материальную часть оружия, осмотрели обмундирование.
Направились к переправе. Двигалась пехота. У причала — разбитые лодки. На берегу под кустами, в ямах и траншеях сидели бойцы.
Получили приказ переправляться на правый берег. Ночь темная: ни луны, ни звезд. Только яркие линии трассирующих пуль поднимаются в небо и создают своеобразный веер из разноцветных светлячков. Прожекторы шарят в небе. За несколько часов поймано в световые лучи прожекторов и сбито пять самолетов, но нам, еще необстрелянным, трудно было определить, чьи это самолеты— наши или немцев. Только позднее узнали, что это были наши самолеты У-2, которые по ночам бомбили немецкую передовую. Вдруг становится светло как днем. В небе вспыхивают десятки осветительных ракет, подвешенных на парашютах.
Позади нас плюхнулось несколько мин, поднимая огромный столб воды. Только лодка коснулась берега, как мы уже прыгаем в воду.
Кто нес катки от станкового пулемета «максим», тому было еще труднее передвигаться по мостику. Требовалось большое усилие, чтобы не свалиться в реку.
На рассвете мы заняли оборону. Дети плакали, просили у родителей есть, но у них не было еды. На их счастье, на заводских путях оказались два вагона с рожью, от бомбежки они загорелись. Жители набрали горелого зерна и из него делали лепешки, которые имели неприятный вкус и запах гари. Одна из старушек угостила нас таким хлебом. Мы отдали детям свой НЗ. Как были рады матери и дети! Некоторые даже прослезились. Вечером 30 сентября наша рота переходила на другой участок фронта. Проходили по территории завода “Красный Октябрь”.
Недалеко от завода — клуб. Около него проходила железнодорожная линия. На путях стояли две цистерны с нефтью. Днем 30 сентября немцы бомбили эти цистерны, и они загорелись. Я был неподалеку и чувствовал жар от горящих цистерн. Возле клуба — окоп, на его бруствере — один из наших станковых пулеметов. Во время пикировки «юнкерсов» на цистерны я успел прыгнуть в окоп к пулемету. Окоп был глубокий и узкий, сверху прикрыт листом железа и придавлен прутком металла. Бомбы упали так близко, что лист железа снесло. Пулемет «максим» был превращен в кусок металла, а меня засыпало землей. Откопал меня и помог выбраться из окопа младший политрук. Я перебежал в кирпичный дом, который был расположен юго-западнее клуба. В окне первого этажа была установлена противотанковая пушка. Под лестничной клеткой я увидел старика, сидевшего в углу на своих пожитках. Рядом стоял эмалированный чайник, но воды в нем не было.
После артиллерийского обстрела и «обработки» с воздуха немцы пошли в атаку.
Ночью я опять сидел в окопе. Ко мне спустилась девушка, она искала воды. Помню, я ей посоветовал сходить к Волге. Вскоре она со слезами вернулась обратно. Девушка рассказала, что ее на Волгу не пропустил заградотряд. Вот наша рота вышла на исходный рубеж севернее фабрики-кухни, вдоль железной дороги. На нашем левом фланге горело здание котельной фабрики-кухни.
Когда стрелки шли в атаку, мы поддерживали их огнем из пулеметов. Но вот мы меняем огневые позиции. Пулемет в ямах и воронках чуть не заваливается. «Максим» тяжелый, но вес его не чувствуется. Появилась какая-то невероятная сила и быстрота в движениях. Рубашка и гимнастерка, промокшие от пота, плотно прилипали к спине, на зубах скрипела земля. Во рту пересохло, стало горько. Винтовка болталась за плечами и мешала бежать. Свистели пули, рвались мины, но немцев не видно. Они укрылись в грудах щебня в разрушенных зданиях. Попался какой-то окоп, установил в него пулемет, заправил новую ленту. Мне показалось, что очень долго заряжал, а на самом деле, быть может, не прошло и минуты. Нажимаю на гашетку, пулемет работает хорошо. Бочкарев с Кобелевым залегли с винтовками недалеко от меня…
В наш пулеметный расчет входили: Алексей Бочкарев, Сергей Кобелев, Шулаков и я. Шулаков в первом же бою был ранен в руку и ушел на переправу. Бочкарев был среднего роста. Лицо продолговатое, нос прямой, толстые губы, волосы русые. Он не любил носить с собой ничего лишнего, даже вещевого мешка не имел, а патроны всегда толкал в карманы шинели и брюк. После смены позиций сразу же, не теряя времени, надо было окопаться, а у него не оказалось саперной лопаты. Нам с ним пришлось окапываться одной по очереди. Но после этого боя Бочкарев приобрел себе малую лопатку и больше никогда с ней не расставался.
Войны спешно окапывались, дорога каждая минута. Чем глубже окопаешься, тем лучше будешь отражать атаки врага и удерживать занимаемую позицию. Вскоре с запада показалось облако пыли — это шли фашистские танки, за танками — пехота. Несколько танков развернулось и — прямо на нас. Трудно описать те чувства, которые испытывает в эти минуты человек.
Помню, в нашем пулемете кончилась лента, надо было быстро вставить другую, я наклонился в окоп за второй коробкой, но в эту минуту мина разорвалась около моего «максима». Осколками пробило кожух, погнуло ствол и заклинило замок. Противный запах от разорвавшейся мины ударил в нос. Мелькнула мысль, что разбитый пулемет будет только привлекать к себе внимание, поэтому столкнул его в воронку.
Бой длился два часа, перед нами горело два подбитых танка, но остальные продолжали вести огонь по нашим окопам. Позади нас стояла противотанковая пушка. Она успела подбить один танк, но была разбита. Вторая пушка стреляла прямой наводкой. Дело дошло до противотанковых гранат, правда, их было у нас очень мало. Фабрика-кухня имела Т-образную форму и, если не считать подвал, была одноэтажной, с большими окнами, расположенными на север и на юг. В подвале — маленькие окна, примерно 80 на 80 сантиметров. Метрах в 15 западнее фабрики-кухни — кирпичное здание котельной. В нем сохранилось только два котла с остатками воды, потолка и крыши не было, стены разрушены. Наводчик Карпов установил пулемет в пробоину стены котельной, отсюда можно было простреливать местность перед зданием.
Виднелось трехэтажное здание фасадом на юг. Говорили, что это школа N 5. На западе от фабрики-кухни в 150—200 метрах — баня. Откуда-то нам притащили еще один станковый пулемет и ручной пулемет Дегтярева. Первый установили в окне подвала и поручили мне. Ночью же обложили окно бревнами, кирпичами и засыпали землей, так получился своеобразный дзот.
В подвале за толстыми кирпичными стенами можно было отсиживаться во время артобстрела, но мы боялись, что вот-вот рухнет потолок. Как только кончился очередной артналет, немцы сразу же пошли в атаку. Мы рассредоточились. Бочкарев залег с ручным пулеметом в развалинах котельной.
Нам же пришлось отбиваться от автоматчиков. Слышны выкрики офицеров и галдеж солдат. Немцев так много, что кажется, им не будет конца. Но наш огонь заставил их залечь и не давал подняться. Я стрелял до тех пор, пока вода в кожухе не нагрелась до кипения.
Помню, Мухин – круглолицый, коренастый девятнадцатилетний парень, сдержанный, молчаливый. Всегда обижался на быстро растущую бороду… Младший сержант Шапошник был легко ранен в ногу, еще несколько бойцов вышли из строя. Нас оставалось все меньше и меньше, но задача перед нами стояла та же — врага не пропустить. Севернее занимал огневую позицию пулеметчик Аркадий Мышкин. В этом бою его пулемет был разбит, а сам Мышкин убит. Позднее старшин сержант Кузьмин рассказал мне, что фашистский танк проутюжил окопы и вместе с пулеметом раздавил наводчика Мышкина. Кузьмин пытался ночью пробраться к своим окопам, но в траншеях была слышна немецкая речь, и он пришел к нам.
Все же наш правый фланг был потеснен. Немцы строчили из пулеметов по фабрике-кухне. Разрывные пули щелкали о стены подвала. По всем сторонам рвались мины, снаряды выворачивали комья земли. Рваное железо впивалось в кирпичи и в землю, поднимая фонтаны серой пыли. Кругом нависли клубы едкого дыма.
К нам в подвал перешел командный пункт 2-го стрелкового батальона 895-го стрелкового полка и разместился под лестничной клеткой. Комбатом был лейтенант средних лет. Рыжая борода, круглое румяное лицо. Мне помнится, что он был 1915 года рождения. По архивным документам Министерства обороны СССР, числятся командирами 2-го батальона 895-го стрелкового полка в октябре 1942 года лейтенанты Кашин и Спиридонов, но который был с нами, я не знаю.
Спали мы по очереди, не выпуская винтовки из рук. На головы надевали каски, под каску клали кирпич. Однажды откуда-то принесли баян, самовар и полный мешок различного тряпья. Оказалось, недалеко от фабрики-кухни вывернуло снарядом из земли очень много вещей. Там было все: от женских туфель до красного бархата и белого материала. Тряпки нам пригодились для перевязки раненых, и самовар пришелся кстати.
