В самом начале войны 26 июня 1941 г. я стала работать в эвакогоспитале No 1359, который размещался в здании школ напротив Политехнического института.
На нашем нервном отделении лежали контуженные, оглохшие, полупарализованные люди. Возглавляла штат медсестер очень интересная и эрудированная женщина Варвара Владимировна Оппель, дочь знаменитого хирурга Владимира Андреевича Оппеля.
В конце лета наш госпиталь был свернут и погружен в эшелон. Несколько дней нас перегоняли из тупика в тупик. Потом объявил что город находится в блокаде, и мы вернулись на старое место.
Все изменилось к худшему: и питание, и обстановка. Не стало воды, электричества, отопления. Ходячие раненые помогали носить воду, доставали какие-то дрова. В палатах складывали печки, из гильз и других подручных материалов делали коптилки.
Во время бомбежек мы, медсестры, из-за отсутствия санитаров должны были носить лежачих раненых в подвал. Помнится один из них, весом в 106 кг… Я с трудом находила сестер, чтобы перенести его вниз и обратно. Вот когда пришлось нам, женщинам, буквально носить мужчин на руках.
На первом этаже была оборудована самодельная уральская баня. Мы называли ее райской. Мылись рядом с ранеными, и никто ни на кого не реагировал.
Но однажды баня сослужила злую службу… Как-то вечером, в палатах нашего отделения появился дым.. Все забеспокоились, забегали. Стали искать источник этого дыма, не нашли. Вызвали пожарных. Оказывается, загорелись перекрытия между этажами. Пожарные вскрыли одну стену, а там – огонь. Пошла эвакуация раненых.
Ходячие вышли сами, а лежачих выносили на носилках. Кругом темно. Мы обшаривали руками каждую кровать, чтобы никого не оставить. Всех раненых отправили в другие госпитали. Я тогда восхищалась работой пожарников. Хоть и выгорел снизу доверху флигель в три этажа, но остальную часть здания уберегли.
Ближе к весне к нам стали завозить больных дистрофией. Расположили их в большом бывшем физкультурном зале школы, прямо на носилках, поставленных на пол. Многие из них умирали от чрезмерного истощения. Умерших уносили утром, на их место клали других. Так тянулись дни за днями – безрадостные и грустные.
Медсестер стали занимать другими работами: мы ломали и разбирали деревянные дома на Большой Спасской улице на дрова. Очищали и ремонтировали сгоревший участок госпиталя. Потом нас направили на лесозаготовки и торфоразработки.
Тогда я решила уйти из госпиталя в действующую армию, на фронт, и уговорила нескольких медсестер.
Мы получили от комиссара госпиталя разрешение и оказались в минометном полку 42-й минометной бригады 18-й артиллерийской дивизии. В связи с тем, что должностей медсестер в полку не было, нас определили санинструкторами и присвоили воинское звание “старший сержант”.
Мы сразу попали в пекло – на Синявинские болота. Там наша бригада участвовала в ожесточенных боях по прорыву блокады в районе поселка Марьино и 8-й ГЭС. Землянок рыть было нельзя.
Строили не то шалаши, не то “лисьи норы”. Во время боев было много раненых, и наши девочки, перевязав их, вместе с санитарами тащили из воронки в воронку на шинелях и плащ-палатках до полкового медпункта. Кругом рвались снаряды, горели штабеля торфа – дышали этим дымом и делали свое дело.
Николай Николаевич Самарин
