Загрузка...Рассказ жительницы станицы Орловской В. Беличенко
Все прошлое кажется страшным сном. Невозможно описать пережитое на фашистской каторге в Германии. Будь ты проклята навеки, ненавистная неметчина!
Что такое Германия с ее «новым порядком» мы узнали в первом немецком городе, где нас выгрузили из вагонов, городе Зоест. Навсегда он останется в моей памяти, как самое мрачное воспоминание в жизни. К нашему вагону подошел высокий, рыжий немец с переводчиком и мы услышали грубый, сиплый голос:
— Шестнадцать штук—вылезай!..
Мы вылезли и стали пугливо оглядываться по сторонам. Мы тогда не знали, что попали в город, который был. по существу, огромным рынком рабов, где человек превращался в вещь, которую можно было купить по сходной цене, обменять на лучшую или выкинуть, как хлам.
Я хорошо помню этот день. Его нельзя забыть потому, что тогда я, пятнадцатилетняя девочка, получила клеймо каторжника — нашивку «ОСТ», что означало «восточный рабочий» и номер 50. Эта нашивка все дни, проведенные в Германии, жгла мне грудь, не давала покоя, звала к мести.
Всех нас выстроили в один ряд и продержали до тех пор, пока на вокзал не приехали немецкие фабриканты покупать рабочую силу. Они пробовали наши мускулы, заглядывали в рот, осматривали с головы до ног и, чтобы убедиться в силе рабов, требовали, чтобы мы поднимали тяжелые предметы.
При виде всего этого у нас волосы становились дыбом, в душе творилось что-то страшное. Тоска по Родине, по счастливой свободной жизни делала наши страдания еще более мучительными. Немцы видели, что мы волнуемся, били нас палками, толкали, пинали ногами.
В числе других девушек меня купил один фабрикант и отвез работать на свой завод в город Заген. Началась каторга. Работали мы по 12-14 часов в сутки, а жили в больших цементированных бараках с ржавыми решетками на окнах. Воздух здесь был тяжелый, сырой. Кругом— высокий каменный забор, поверх которого в несколько рядов была натянута колючая проволока.
Тяжелый труд без отдыха делал нашу жизнь невыносимой. За невыполнение нормы, за малейшее неповиновение нас зверски избивали, всячески мучили. Однажды мы, девушки, из-за отвратительного питания, прекратили работу. Меня, как и других, немцы избили до полусмерти и бросили в карцер. После этого я долго болела.
Страшна была участь также угнанной в рабство Моти Хаустовой. За то, что она села штопать себе чулки, ее избили и посадили в холодный карцер. Потом, когда она пришла в себя, ее перевели в цементированную комнату, где по колено была вода. Там Мотя простояла двое суток.
Но и этого извергам показалось мало. Когда ее выпустили, то заставили сверх 13-часового рабочего дня дополнительно выполнять тяжелую физическую работу. Силы Моти не выдержали. Вскоре она заболела и слегла. Немцам больной раб был не нужен. Они впрыснули Моте яд и она умерла.
Нам всем была известна девушка Надя из станицы Пролетарской. Она слагала направленные против немцев песни, которые мы распевали. Надя начала писать книгу о жизни советских девушек на фашистской каторге. Гестаповцы узнали об этом, увезли Надю и, подвергнув ее зверским пыткам, повесили.
Два с половиной года мы жили надеждами, что наша Красная Армия подаст руку помощи своим братьям и сестрам, вызволит нас из фашистской неволи, даст возможность снова свободно дышать, жить, трудиться. Этот долгожданный час наступил. Трудно передать ту радость, с какой мы встретили свое освобождение. Каждый из нас почувствовал прилив новых сил. Мы плакали и смеялись от счастья, и всем нам хотелось кричать:
«Я свободна! Я больше не раба!»
Все силы, всю свою жизнь, все я теперь отдам моей любимой Родине, моему советскому народу.
