Рассказ посвящен великому китайскому историку (140—86 гг. до н. э.), автору «Исторических записок».
Сын Неба приказал стражам ввести Сыма Цяня. Был он не в халате, подбитом лисьим мехом, а в одеянии узника. Упал Сыма Цянь к ногам Сына Неба, и тот сказал сурово:
— Встань. Если ты не знаешь сам, почему находишься здесь, я объясню. Получено донесение о твоих преступлениях против меня и обычаев предков. Написано, что ты занимаешься магией и вызываешь духов, сокрытых от глаз в земле и в водах. Оправдайся, Сыма Цянь.
— Я этого не отрицаю,— сказал Сыма Цянь.— Я и впрямь уже многие годы на службе императору читаю и перечитываю древние записи, впитываю их знаки в свою душу и вызываю из прошлого злых и добрых императоров, их жен и наложниц, мудрецов, осененных Небом, и ничтожных обманщиков, героев-храбрецов и трусов, чиновников всех рангов и всех времен, как добросовестных и честных, так и жадных мздоимцев, которых народ в песнях назвал «большими крысами», гадателей по черепашьим панцирям и стеблям трилистников, поэтов, из чьих уст льется мед, и воров чужой музыки и чужого слова. Они приходят ко мне, и я их допрашиваю, как ты сейчас допрашиваешь меня. И поскольку им ничто не грозит, они сами рассказывают о себе правду, выливают свои горести, делятся несбывшимися надеждами, раскрывают коварные замыслы и преступления, которые унесли с собою в землю и в воду. Я населяю этими людьми мой мир, проливаю над ними слезы, призываю на них гнев Неба так, словно бы они были живыми людьми.
— В этом же донесении говорится,— продолжал Сын Неба,— будто ты занимаешься судейством, не будучи на это мною уполномочен.
— Да, я это делаю,— признался Сыма Цянь.— Судейство мое вытекает из того, о чем я только что сказал. Гуманность, которую проповедовал наш общий учитель Конфуций, не допускает безразличия к тем, кого уже нет. Иначе будут брать пример со Зла, и оно будет множиться. Поэтому я сужу и выношу приговор, но я делаю это на бамбуковых дощечках за закрытой дверью. У меня нет темницы, нет стражей, нет палачей. Ведь тому, чье тело истлело, нельзя отрубить голову. Мои бамбуковые дощечки могут сгореть. Их могут изгрызть мыши. Их можно спрятать в архиве на тысячу лет.
— Все это так,— сказал Сын Неба.— О твоих писаниях смертные могут и не узнать. И это уже мое дело, чтобы они не узнали. Но ведь Небо знает о твоих помыслах через кровлю и через закрытую дверь. Ты же, как здесь написано, судишь и о Небе. Оно же может обрушить свой гнев не только на тебя, если ты его заслужил, но и на тех, кто живет с тобой рядом, кто не запретил тебе думать о том, что выше твоего ума. Оправдайся, Сыма Цянь.
— Я не сужу о Небе,— сказал Сыма Цянь.— Я стараюсь постигнуть его замысел, чтобы помочь людям, занятым другими делами, избежать ошибок и преступлений и не навлечь на себя его гнев. И я кое-что понял. Существуют пять стихий: земля, дерево, металл, огонь и вода. Смертные переходят от царства одной стихии в царство другой. От Сюй к Ся, от Ся к Инь, от Инь к Чжоу, от Чжоу к Хань. После этого круг возобновится. Я, живущий в царстве Хань, ощущаю повеление Неба объять в своих записках все пять стихий, все пять царств. Ибо мы на краю другого круга, когда забудется или станет непонятным то, что ведомо мне.
— Ты не оправдался в третьем обвинении, Сыма Цянь,— проговорил Сын Неба,— и заслуживаешь наказания. Оправдываясь во втором из предъявленных тебе обвинений,— продолжал Сын Неба,— ты назвал имя божественного Конфуция, в своих же писаниях порицаешь его.
Император наклонился над свитком и прочитал:
«У конфуцианцев слишком обширная ученость, но недостаточное проникновение в сущность, в результате нужно много затратить труда, чтобы их понять, но успех будет небольшой».
— Это написал ты?
— Да.
— Что же ты понимаешь под недостаточным проникновением в сущность?
— Углубление в подробности жизни Сынов Неба, в их родословную. Между тем в деяниях людей, стоящих у власти, надо искать причину их успеха или неудач, исследовать их конец.
— Кто же тогда умел проникать в сущность?
— Лао-цзы.
— Достаточно, Сыма Цянь. Ты пренебрегаешь учением нашего учителя Конфуция и заслуживаешь наказания.
мудрость все обёмна и губока ,
постич границы её не возможно.