С вечера 3 апреля 1944-го сильно похолодало. Неожиданно завьюжила пурга. Пронизывающий ветер пробирал до костей. Землю покрыл гололед.
В памяти Плиева снова вставала зима 1941 года. Так же сыпал в тот вечер снег. Так же стоял он тогда, еще командир дивизии, в тревожном ожидании. Так же подтягивались эскадроны, чтобы, утопая по пояс в снегу, сбивая противника, прорваться в тыл истринской группировки врага. В полевой сумке Плиева долго хранилась записка Л. М. Доватора: «Объявляю за ваши смелые боевые действия всему личному составу доблестной 3-й гвардейской кавдивизии благодарность. В результате удачных действий корпуса враг мечется во все стороны, спасаясь от гибели. С приветом, генерал-майор Доватор».
Тогда было тяжело, но не легче и сейчас. Части конно-механизированной группы движутся к Раздельной на пределе сил. Многие солдаты засыпают на ходу. Кто-то упал и не смог подняться. Его уложили на бричку.
А ветер завывает все злобней, бьют в лицо мокрые ошметки снега.
Согреваясь на ходу, кавалеристы идут пешком. Прижимаясь к железной дороге, на рубеж атаки вытягивается 4-й мехкорпус.
И кони, и люди каждый километр преодолевают с неимоверным трудом. Кажется, еще минута, еще миг — и упадут люди на обледенелую землю, и подняться не смогут…
Вот остановился 36-й кавалерийский полк. Плиев подъезжает к командиру:
— Почему встали?
— Бойцы вымотаны до предела, — отвечает подполковник С. И. Ориночко.
Командующий видит это и сам, но он знает и другое. Достаточно дать передышку, как свалятся все. Измученных людей потом не поднять. На холоде, в промокшей одежде многие просто замерзнут. В таком случае выход один — немедленно вперед! Или сейчас же мощная атака, или затяжной бой днем, когда потери будут огромными. Но как воодушевить бойцов, как в таком состоянии поднять их на последний бросок?..
Генерал знал силу личного примера. Ему безгранично верят. Если он впереди атакующих, значит, возврата нет.
Плиев повернулся к начальнику штаба:
— Передайте в части: я лично поведу в атаку. Атака в конном строю!
И понеслось по полкам:
— В атаку ведет командующий!
В небо взвились красные ракеты. Темень вспороли огненные трассы «катюш», над студеной землей покатился грохот орудий.
Отдав повод, генерал рванулся вперед. Свистит в ушах ледяной ветер, снег застилает глаза. Какой-то миг он мчится один, но вот справа и слева его уже обгоняют танки. Гул нарастает. Рядом скачет эскадрон старшего лейтенанта Нурбия Куева.
Окраина Раздельной: Плиев сворачивает в переулок, соскакивает с коня. Командующий вбегает на крыльцо ближайшей хаты, но его опережает коновод. В сенях гремят выстрелы. Два трупа валятся почти под ноги Плиева. Генерал распахивает дверь в комнату. У печки с поднятыми руками стоит немецкий танкист. Хату заполняют офицеры. Радисты разворачивают рацию.
Бой постепенно затихает, удаляясь к западной окраине города. Лишь на железнодорожной станции тарахтят пулеметы, горохом рассыпаются автоматные очереди.
Раздельная — последняя железнодорожная станция, связывающая одесскую группировку врага с тылом. С ее захватом путь на запад эшелонам противника полностью отрезан.
Начало светать. Кое-где еще слышались выстрелы, но участь города уже была решена.
В штаб фронта полетело донесение: «Раздельная освобождена. Захвачены большие трофеи».
Пичугин устало опустился на ступеньку крыльца. Плиев присел рядом.
— Ну что, Николай Александрович, пожалуй, самое время и перекусить.
На улице показалась колонна пленных.
— Откуда? — спросил командующий.
Конвоир остановился, приложил руку к кубанке.
— Со станции, товарищ генерал!
— Как со станции? Оттуда пленных уже вывели.
Лицо сержанта расплылось в улыбке:
— Это свеженькие. Только что сошли с поезда.
Догадываясь, что его не понимают, начал объяснять:
— Разведчики сообщили, что из Одессы к Раздельной движется поезд. Мы его пропустили, но, выйдя из вагонов, фашисты увидели перед собой автоматы и пулеметы — и услышали нашу команду: «Хендехох».
— Молодцы, — похвалил Плиев, — ведите!
— Думаю, товарищ командующий, что таких бросков у нас будет еще немало, — не согласился Головской.
— Правильно, Василий Сергеевич, но то в будущем, а я имею в виду настоящий рейд.
Они сидели вдвоем — два генерала, судьба которых сплелась с первых дней этой тяжелой войны. Исса Александрович смотрел на старого фронтового друга, а перед глазами вставали картины прошлого.
…Утро 22 июня 1941 года. В читальном зале Академии Генерального штаба тишина. Слышен лишь слабый шелест переворачиваемых страниц да шуршание топографических карт. И вдруг в устоявшуюся тишину врывается тревожный голос:
— Товарищи, война!
Он помнит короткий митинг. Помнит, как вернулся в зал и тут же написал рапорт с просьбой немедленной отправки на фронт. А когда пришел отказ, не успокоился — написал второй, на имя наркома обороны. И пришел долгожданный вызов.
Потом была беседа с Климентом Ефремовичем Ворошиловым.
— Сколько времени вам потребуется на сборы? — спросил он Плиева.
— Два часа.
— Что ж, Борис Михайлович, ему и поручите сформировать дивизию из кубанских казаков, — предложил Ворошилов маршалу Шапошникову.
На полях Кубани шла уборка урожая, а в лагерь на оживленном берегу Урупа съезжались из станиц казаки. Срок формирования был настолько сжат, что полковник Плиев не знал ни сна, ни отдыха. В те дни и прибыл на должность командира 37-го кавалерийского полка энергичный офицер Василий Сергеевич Головской…