Загрузка...В 1938 году, будучи учлетом аэроклуба, я прилетел в родное село Кремлево на У-2, сел почти рядом с избой, подняв на ноги всех односельчан от мала до велика.
Мать металась по избе, не знал, куда и посадить «посланца неба». Сестры застыли от страха и удивления. Десятилетняя Аня во все глаза рассматривала самолет, а младшая — Валюша стиснула кулачки и так вся сжалась, что, казалось, ждала землетрясения.
Когда же это было? Неужели 35 лет назад?
Наше село раскинулось на высоких живописных холмах, у подножия которых берут свое начало многочисленные речки и ручейки.
Говорят, Петр 1 выселял в эти места непослушных стрельцов. Они-то и обосновали село.
В пору большой воды в оврагах сливались воронки — бурлила и пенилась сбегавшая с холмов вода. И ждали мальчишки своего часа, чтобы следом за вешними водами уйти ветрам навстречу: кто в море, а кто с мечтой о небе в летные училища.
Шли месяцы и годы. Стала забываться эта волнующая встреча с родным домом. А тут разразилась война. Четыре года — 1418 дней и ночей длилась ожесточенная битва. Все эти годы я был на фронте. Вначале на Южном, затем па Сталинградском, 4-м Украинском, а в конце войны — на трех Прибалтийских.
Сколько волнений, тревог, ошибок и неудач пришлось пережить нам, молодым летчикам! Но мы не сдавались. Чувствовали себя альпинистами, поднявшимися к вершинам: нелегко их штурмовать, по каждый метр, взятый в упорной борьбе, доставлял огромное удовлетворение.
За годы войны я совершил на штурмовике 130 боевых вылетов. Наносил удары по вражеским аэродромам и железнодорожным станциям, штурмовал резервы и войска гитлеровцев в боях и на марше, охотился за фашистскими кораблями на море. Какие только боевые задания ни выполнял…
Как-то вызвал меня командир полка и поставил перед эскадрильей, которой я командовал, боевую задачу: уничтожить вражескую переправу на Днепре. По ней день и ночь гитлеровцы переправлялись на правый берег, окапывались, намереваясь остановить наступление наших войск .
…Погода была нелетной. Потребовалось немало усилий, чтобы проскочить через линию фронта и разыскать переправу противника. Вокруг шныряли «мессеры», в любую минуту они могли обнаружить нас и помешать выполнить боевую задачу.
Летим. Надрывно поет мотор. Самолет ограничен в маневре: он до предела загружен бомбами, боекомплектом для двух nушек и пулеметов, плюс на его борту еще восемь реактивных снарядов.
Не было в мире самолета, равного нашему штурмовику Ил-2 по силе и мощи огня.
Сквозь тучи и начавшийся дождь неслись штурмовики к вражеской переправе.
Резко накренив самолет, я взял курс к Днепру. Косо наплывала земля, казалось, машина падает в бездну. Но я хорошо вижу, как по дорогам и бездорожью тянутся вражеские колонны, обгоняя друг друга, создавая пробки. Сразу видно, фашисты бегут, спешат к переправе, единственной на этом участке фронта.
Не спускаю глаз с едва заметной дороги, но вовсе не надеюсь, что точно выскочу на цель. Дождь, как назло, не перестает. Видимости почти никакой. Это только сказать легко — найти переправу и уничтожить. А попробуй найди и попади! Ведь ширина ее — не более трех метров…
Но вот по левому борту замелькали вспышки зенитных разрывов. Маневрируем, меняем высоту, скорость. Испытанный прием удален: уходим из зоны огня. Стрельба на какое-то мгновение затихла. Но враг коварен. Стоит на секунду успокоиться, как сразу же будешь наказан.
Мы над рекой. Идем несколько в стороне от переправы. Чтобы нанести по ней удар, необходимо осуществить очень сложный маневр: развернуться на малой скорости на 180 градусов.
Видимо, враг это понимал. Ошалело залаяли зенитки.
И вот наша пара «илов» в развороте. Едва я успел произнести по радио: «Атака!», как мой напарник Николай Маркелов уже ввел свой самолет в крутое пикирование. Из-под плоскостей его самолета стремительно срываются реактивные снаряды. Там, где обрывается их след, появляются огненные вспышки взрывов.
Интенсивность огня зениток заметно ослабевает. До переправы — рукой подать. Оба «шли» в пикировании.
Кaк ни бесился враг, первый заслон пройден. Наш неожиданный маневр сбил с толку гитлеровских зенитчиков. Но схватка не окончена.
Перед тем как сбросить бомбы, я увидел снижавшийся самолет Маркелова. Фонтаны воды, поднятые его бомбами, захлестнули переправу, но она осталась невредимой.
Вот тут-то гитлеровцы, очевидно, и поняли наш замысел и открыли по моей машине шквальный огонь. Удар. Самолет подскакивает вверх, кабину заволакивает едким синим дымом. Но я не свожу глаз с еле заметной нити переправы. На какую-то долю секунды удалось вывести штурмовик из крена… Все шесть соток пошли вниз…
Мне не терпелось увидеть результат бомбометания. Но в этот момент машину потряс новый удар. «Отлетался?!» — мелькнуло в сознании.
Самолет вышел из подчинения и перестал слушаться рулей. Творилось что-то непонятное. Машину неудержимо тянуло вниз, вывести ее в горизонтальное положение было почти невозможно. А неприятности нарастали с каждой секундой. Начало выбивать масло. Вот-вот возникнет пожар…
Трудно сейчас передать те чувства, какие пережил тогда. За одно мгновение вспомнилось все. Даже всплыли в памяти слова матери из письма: «Не страшно, сынок, летать?» …
Шасси не выпускаю, решил садиться на фюзеляж. Память подсказывает, что впереди ровная степь. Только бы не попасть в воронку! Прилагаю последние усилия, чтобы не врезаться под большим углом в землю. Снимаю с педалей ноги — руль поворота поврежден; что есть силы упираюсь коленями в приборную доску и до потемнения в глазах тяну на себя ручку управления самолетом. Машина несколько выравнивается, вот-вот должна приземлиться. Винт царапнул землю, запахал носом мой штурмовик. Какая-то неистовая сила швырнула меня вперед.
…Через несколько минут пришло сознание. Мало-помалу начинаю понимать, что произошло. А еще через минуту совсем обрадовался, увидев рядом воздушного стрелка Ивана Абрамова.
— Маркелов жив? — спрашиваю его.
А он только улыбается. Значит, все в порядке… Пытаюсь спросить о главном, а он все молчит. Потом Абрамов, расплывшись в улыбке, наклоняется и горячо шепчет мне в ухо:
— А переправу-то мы накрыли!
