Загрузка...Вспоминают Е.П.Никитина и В.Ф.Машанский
Расскажем короткую поучительную историю, произошедшую сразу после войны, когда позади были ужасы блокады, когда в участии обороны города могли законно гордиться хорошо выполненным долгом, а их заслуги были оценены по достоинству.
Профессор Ф.И.Машанский получил ордена, был избран депутатом Верховного Совета Республики, его портрет был помещен на видном месте в Музее обороны Ленинграда.
В один из дней 1947 года к нему в Травматологический институт, в котором он занимал пост директора и заведующего клиникой нейрохирургии, пришел известный художник-портретист и предложил сделать портрет.
Он добавил, что это не только инициатива, но и прямое задание Центрального Комитета партии, в том числе и лично А.А. Жданова. Имя этого художника хорошо известно, но по причинам, которые будут ясны далее, не будем называть его.
Портрет был в известной степени «парадным» — в служебном кабинете, на фоне научных книг, на большом письменном столе среди прочих аксессуаров — человеческий череп, как признак нейрохирургической специальности.
Предполагалось закончить в короткий срок, но художник был не доволен своим результатом, и сеансы продолжались несколько месяцев.
В кабинете, в отведенном для того месте, хранились мольберт, краски, кисти. Наконец, спустя долгое время, портрет был близок к завершению.
Художник был действительно высокого уровня, и портрет вышел удачным. Оставалось довершить мелкие детали — дописать на письменном столе, помимо черепа, письменный прибор, кисть левой руки.
Ф.И.Машанский хотел приобрести свой портрет — зарплата профессора, директора Института и заведующего Горздравом позволяла это.
Однако художник был непреклонен. Этот портрет он предназначал для столичного музея — Третьяковской галереи, где были написанные им портреты. Там, говорил он, мою работу увидят тысячи людей, а не одна Ваша семья.
Подошел 1949 год. Началось известное «Ленинградское дело». Среди других руководителей города пострадал и Ф.И.Машанский. Что касается художника, то он учел обстановку одним из первых.
Недаром он писал портреты руководителей. Сразу же прекратились сеансы. Портрет стоял в нише кабинета с недописанной левой рукой. Сохли кисти, брошены были краски.
Художник ни разу не позвонил, не интересовался и судьбой своей практически готовой картины.
После своего увольнения из института, Ф.И. Машанский унес портрет, натянутый на переносной каркас из тонких жердочек, домой.
Уже не шло речи об оплате: у Ф.И. Машанского не было денег, и у художника желания как-то показывать свою причастность к этой картине (она же была не подписана).
Сейчас картина находится в нашей семье. Единственное, что ее отличает от того, что осталось после последнего взмаха кисти художника — у нее есть рама.
