Наша «торпеда» прыгает через полотно железной дороги, взлетает на ухабах и тонет в огромных ямах. Вырванный с корнем кустарник цепляется за трофейные колеса. Аркадий, раздражаясь, поминутно останавливает машину и вырывает из тонких спиц колес жесткие, крепкие, как железо, корни «держи-дерева». Наконец, преодолев подъем, мы вкатываемся на возвышенность.
Конец февраля. Ранняя крымская весна. Нежные лучи солнца. Сбрасываем шинели и ложимся прямо на землю. Мелкая рыже-зеленая травка так и прет наружу.
С холма хорошо и далеко видно на три-четыре километра. По шоссе мчатся грузовики, скачут всадники, иногда в седле — моряк. И тогда по ветру стелется не только конский хвост, но и ленточка бескозырки. По узкой тропке, вытянувшись в длинную цепь, идет рота. Очевидно, свежие пополнения. Из-за поворота медленно выползает трактор. Он тянет за собой два танка: один наш, один немецкий. Небольшую группу людей останавливает часовой, преграждая им путь винтовкой. Мы понимаем, о чем там может идти речь. Часовой, наверное, говорит:
— Туда дороги нет.
А люди, наверное, убеждают его, что есть, горячатся. Ведь всем охота пройти по прямой, чтобы укоротить путь. Наконец часовой решительно показывает рукой в сторону обходного пути. Люди уходят.
Мы догадываемся об этом, потому что и сами, случалось, спорили с часовым. Он спокойно говорил нам, что дороги нет. Аркадий возмущенно доказывал, что тысячу раз проезжал этим местом. И последний раз — сегодня, рано утром. Красноармеец вдруг обрадовался и сказал Аркадию:
— Ты, брат, ври, да не завирайся. Здесь уже три месяца, как все минировано.
Аркадий покраснел, но быстро нашелся:
— Ну, так бы и говорил! А то заладил одно: нельзя да нельзя. Ставят тут всяких.
— Нас не было бы, так вас, дураков, накололи бы здесь минами не одну сотню.
Эта стычка испортила Аркадию все утро. Но теперь, завидев спорящих, он глубокомысленно процедил сквозь зубы:
— Черт их знает, чего лезут! Говорит же человек, что нельзя. И обязательно в инцидент войдут. Прямо Манчжоу-Го какое-то.
В стороне показался бронепоезд. Нам подумалось, что он маневрирует. Но бело, проскочив под разрушенным каменным виадуком, выносился далеко вперед. Оттуда слышались залпы его бронеплощадок. Сейчас же после огневого налета он втягивался в подобие коридора между двумя отвесными каменистыми стенками холмов. Этот коридор отлично укрывал его от немецкого огня.
Наблюдать за бронепоездом было интересно. Он казался отсюда огромной змеей, которая медленно, вытягиваясь в коридоре, вдруг прыжком выносилась за виадук и, изрыгнув огонь, втягивалась обратно в коридор, как в свое гнездо.
Немцы озлобленно отвечали. Но снаряды их падали либо перед виадуком, либо в стороне от него, в коридор ни одного попадания.
Очевидно, предобеденный план огневых налетов по фрицам был выполнен: команда бронепоезда высыпала с площадок, расселась на рельсах, на молоденькой травке, на бревнах. Вскоре появились тарелки, котелки — начался обед. Это моряки. Шум веселых голосов доносился до холма. Появился баянист, и, не обращая внимания на относительно близкие разрывы снарядов, моряки запели:
Как ударили татары в сорок тысяч лошадей:
Эх, любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Десятки могучих глоток подхватили припев. Аркадий глубоко вздохнул и завистливо сказал:
— Живут же люди! Ой, и веселый народ! Смелый. Друг за дружку — не растащишь.
…«Козлик» решительно ворвался в кустарник и занырял по ямам. Опять проскочили полотно железной дороги. У какого-то здания, разбитого вдребезги, остановились. Бойцы копошились в обгорелых бревнах и листах железа. Они извлекали из пепелища огромный бронзовый бюст Сталина.
Такие бюсты обычно стоят в клубах или дворцах культуры. Никаких повреждений на бюсте не было заметно. Бойцы осторожно перенесли его на чистое место, отдохнули и, разом взявшись, быстро понесли к разрушенному виадуку. Аркадий догадался, в чем дело, и восхищенно вскрикнул:
— Ой, немец взбесится!
Он кинулся помогать бойцам, хотя помощь его и не требовалась.
Здоровенные ребята несли тяжелый бюст легко и бережно. Они взобрались по обломкам стены на виадук и поставили бюст лицом к врагу.
Неподалеку пролегал наш передний край. Бюст на виадуке хорошо виден издалека: видят его стрелки в окопах, пулеметчики в своих гнездах, минометчики в кустарнике, проходящие мимо пополнения. Он возвышается гордо и непоколебимо, как боевое знамя в своем горниле сражения.
Взгляд вождя устремлен на врага. Сталин здесь, среди героев-защитников Севастополя. Сознание этого породило у бойцов праздничное настроение.
Бюст вождя простоял на виадуке много дней. Он доводил немцев до бешенства. Они посылали сотни снарядов и мин. Но бюст оставался невредим. Его присутствие вдохновляло, бодрило, вселяло в бойцов уверенность.
Они берегли его, как святыню. И однажды, когда немецкие снаряды стали ложиться очень близко к виадуку, пришли к единодушному решению: бюст вождя с виадука снять, отрыть для него специальный — сталинский — блиндаж и хранить, как священную боевую реликвию.