Воспоминая заключенного врача Освенцима

Лагерь

Врач Вилем Юркович, заключенный № 32046, рассказывает: «Я начал работать в тюремном лазарете в Освенциме в мае 1942 года и проработал там два с половиной года, так что я хорошо знаю материальные, гигиенические и психологические условия жизни и смерти больных заключенных и сущность нацистского метода лечения. Сперва я работал в центральном лагере Освенцим I, где лазарет был оборудован довольно хорошо, если сравнить его с лазаретами других лагерей.

Постели там, как и во всех концлагерях, были расположены в три этажа. Привилегированным заключенным, сделавшим в лагере карьеру, отводились отдельные постели, остальных же больных помещали по два, три человека на одной постели. Случалось, что вместе лежали человек с гангреной ноги, которому был необходим полный покой, больной с инфекционным заболеванием и больной воспалением легких.

Причем если эта постель была на третьем этаже, то врачу, чтобы добраться до больных, приходилось наступать на постели во втором этаже. Каково приходилось этим трем больным в одной постели, какие сцены разыгрывались у них там, на третьем этаже нар, может представить только тот, кто видел людей изо всех сил цепляющихся за жизнь.

В лагере сознательно создавалась видимость заботы о больных заключенных, видимость того, что именно лазарет является центром заботы об их здоровье.

В лазаретах Освенцима больных делили на две группы. К первой группе относили тех, которые, по мнению врача-нациста, считались либо неизлечимыми, либо настолько слабыми, что для восстановления их здоровья потребовалось бы слишком много времени. Ко второй группе относили больных, которых после довольно короткого курса лечения опять можно было вернуть в лагерь и заставить работать.

Больных из первой группы раздевали донага и выводили во двор между блоками № 20 и 21. Оттуда их по одному загоняли в блок № 20. Там в специальной маленькой комнате врач-эсэсовец делал им укол, вводя фенол прямо в область сердца, так что уже через несколько секунд, в крайнем случае через минуту, заключенный умирал.

Врач больных не исследовал. Он смотрел на раздетых донага заключенных и, руководствуясь первым впечатлением, делил их на пригодных для лечения и осужденных на смерть.

Заключенные страшились болезней, потому что никто из них, кроме заключенных, выслужившихся перед лагерным начальством, не знал, кого отберут для «лечения» фенолом. Любопытно, что заключенные считали такую смерть позорной и предпочитали погибнуть при попытке к бегству.

Лагерь

Фенолом умерщвляли прежде всего евреев, затем русских и украинцев. Для умерщвления заключенных других национальностей фенолом пользовались реже.

В 1942 году лечить заключенных практически было невозможно, так как лазарет не имел ни медикаментов, ни медицинского персонала. В 1942 году не существовало терапевтического отделения. Но мы спасли жизнь тысячам заключенных, обрабатывая раны, нарывы, фурункулы и делая всякие мелкие хирургические операции. Ведь в условиях лагеря, когда организм заключенного чрезвычайно ослаблен, необработанная ранка или даже маленькая ссадина могут вызвать гангрену.

Те же заключенные, у которых обнаруживали туберкулез, сифилис, малярию, просто-напросто приговаривались к смерти. Их убивали фенолом или в газовых камерах. Мы всячески старались утаить от начальства таких больных. Это продолжалось до 1943 года, когда у нас было создано туберкулёзное отделение и когда нам официально разрешили лечить сифилис и завезенную из Греции малярию.

Туберкулез был одной из самых распространенных в лагере болезней. Эпидемию сыпного тифа удалось преодолеть лишь после того, как жертвой ее пали десятки тысяч заключенных.

Весь лагерь кишел вшами. Никто из нас не был уверен, что не заболеет тифом. Смертность от сыпного тифа страшно возросла. Это продолжалось до 1944 года, когда в лагере были введены обязательные прививки против сыпного тифа. Лишь после этого случаи сыпного тифа стали довольно редкими.

Медицинский персонал лазарета в основном состоял из врачей с большим опытом практической работы. Среди нас были и профессора университетов. Я не помню случая, чтобы в Освенциме серьезную хирургическую операцию делал слесарь, шофер или механик, как это зачастую случалось в других концлагерях в первые годы их существования. В Освенциме хирургическое отделение возглавлял врач-хирург из заключенных, имевший ассистента-врача.

Оборудование операционной гарантировало соблюдение элементарных правил асептики. У нас имелось до-вольно хорошее хирургическое оборудование. Инструменты мы собрали из вещей, привезенных в Освенцим и отобранных эсэсовцами у ничего не подозревающих людей, которых уверяли, что их багаж будет оставлен при них.

Когда оперировал врач-заключенный, все делалось по правилам хирургии. Однако иногда «лагерарцт», то есть врач-эсэсовец, решал оперировать сам, для того чтобы подучиться искусству хирурга. Тогда мы нарочно выбирали больного, заболевание которого не имело ни-какого отношения к операции, какую хотел делать врач-эсэсовец. Так, например, ему приходилось делать резекцию желудка при обычном катаре либо удалять щитовидную железу только при ее увеличении и так далее.

В 1943 году на территории освенцимского концерна был создан исследовательский гигиенический институт оружия СС, возглавляемый эсэсовцем Вебером. Этот молодой врач отличался тягой к «научным» исследованиям, при чем он не брезговал пользоваться для своих опытов человеческим мясом и кровью. Из чешских заключенных в этой лаборатории работал профессор Томашек из Брно, доктор Яноух и доктор Маковника из Праги, доктор Корн, Петршек и я. Условия лаборатории позволяли проводить различные реакции (бактериологические, серологические, гематологические) и ставить многие опыты.

В стенах этого учреждения в целях приготовления питательной среды для бактерий использовали человеческое мясо. Его получали в крематориях, куда ежедневно привозили трупы из лагерей. Кровь для опытов брали у больных, а также у только что расстрелянных заключенных. В лагере всегда можно было получить большое количество человеческого мяса и крови, причем все это делалось с циничным хладнокровием.

Грязь и голод, физическая и душевная тирания, безотрадное существование, безвыходность положения часто приводили к тому, что заключенный очень быстро впадал в состояние, которое в лагере называли «мусульманством». Истощенный, изможденный узник, кости и кожа, человек, лишенный силы, едва передвигающий ноги, одетый в грязное тряпье, часто весь завшивевший, страдающий хроническим расстройством желудка, с впалыми глазами,— «мусульманин» являл картину отчаяния и ужасов концлагеря.

«Мусульманство» было угрозой для всех заключенных, потому что никто не знал, избежит ли он судьбы человека, падающего от сильного порыва ветра, человека, отупевшего, то есть самого подходящего кандидата для смерти в газовых камерах либо от впрыскивания фенола. Такая судьба реже угрожала заключенным-ветеранам, привыкшим ко всем превратностям жизни в лагере, зато она была возможной перспективой для новичков.

До лета 1944 года в Освенциме на смерть осуждался каждый заключенный, у которого обнаруживалось инфекционное заболевание. В то время в лазарете не было ни изолятора, ни медикаментов. И если это катастрофическое положение несколько улучшилось, так только благодаря самим заключенным, которым удалось добыть нужное количество медикаментов и медицинских инструментов. Большинство врачей-заключенных делало все возможное для лечения людей, используя медикаменты, бывшие у них под рукой.

Нам удалось сохранить жизнь многим заключенным. Мы не только вылечивали больных, но, обманывая эсэсовцев, скрывая от них подлинный диагноз и утаивая случаи инфекционных заболеваний, спасли многих заключенных от газовых камер, от тяжелых работ, а иногда и от телесных наказаний.

Страшные страницы в историю нацистского концлагеря вписала деятельность главного эсэсовского врача в Биркенау, гауптштурмфюрера Менгеле. Этот врач, награжденный за свои «заслуги» железным крестом, олицетворял собой жестокость и коварство нацизма. Его дикие выходки в отношении заключенных, дрожавших от страха уже при одном его появлении, сочетались с коварной любезностью, если ему нужна была помощь врачей- заключенных в его «научной» работе в области биологии близнецов. Исходя из расовой теории, он «исследовал» влияние среды на людей с одинаковыми наследственными признаками.

О «деятельности» доктора Менгеле свидетельствует такой случай. Один ребенок из группы исследуемых им детей умер «естественной» смертью. При вскрытии была обнаружена некоторая аномалия в области не то легких, не то сердца.

Палач Менгеле занимался отбором заключенных для отправки их в газовые камеры. И каждый раз при виде смерти десятков и сотен тысяч людей на его лице отражалась хладнокровная жестокость и садистское удовольствие…

Таким же было большинство врачей-нацистов, которых я узнал в концлагерях».

Оцените статью
Исторический документ
Добавить комментарий

  1. Ленар

    Хахахахах

    Ответить