Главари третьего рейха стремились к тотальной дискриминации и полной ликвидации евреев, первоначально в Германии, а затем в оккупированных странах. Расистские законы о имперском гражданстве и защите немецкой крови послужили правовой основой многих позднейших злодеяний. 21 сентября 1939 года в Берлине состоялось секретное совещание по еврейскому вопросу. В результате его Рейнгард Гейдрих издал директивы по вопросу обращения с еврейским населением. Тогда рассматривались разные решения еврейской проблемы в Польше и в Европе. В частности, существовал проект создания резервации евреев в окрестностях местечка Миска на р. Сан и даже гетто на Мадагаскаре, после победы над Францией. Решение о полном физическом уничтожении евреев завершило все дискуссии на эту тему.
Депортация и концентрация еврейского населения в гетто на территории оккупированной Польши началась уже в конце 1939 года. Первое гетто было создано в Пётркове-Трибунальском в октябре 1939 года. 10 декабря создается гетто в Лодзи, крупнейшее в так называемой области Варты. 2 октября 1940 года было организовано крупнейшее гетто на территории генерал-губернаторства в Варшаве, а 3 марта 1941 г. — в Кракове. Всего на территории Польши находилось более 300 гетто, число их постепенно сокращалось по мере концентрации еврейского населения в более крупных городах, а затем его истребления.
Формы истребления до перемещения в гетто, а также условия жизни в этих изолированных от города районах особенно ощущали на себе дети. Экспроприация и грабеж, блокировка гитлеровскими властями банковских счетов евреев, запрет располагать более крупными денежными суммами, ограничение заработков, устранение евреев из многих областей торговли, конфискация домов — вот элементы, которые обусловили снижение уровня жизни и обеднение еврейских семей уже в первые дни оккупации. Лишение возможности заработка, переселения и преследования вызывали неуклонный рост нищеты.
Наряду с актами террора, санкционированными гитлеровским законодательством, множились акты произвола. Гитлеровцы врывались в квартиры и магазины, конфискуя запасы продовольствия, товаров и т.д. Весной 1940 года евреям был уменьшен продовольственный паек. Символом унижения еврейского населения было обязательное ношение отличительного знака — нарукавной повязки со звездой Давида, введенной в генерал-губернаторстве 1 декабря 1939 года распоряжением от 23 ноября. Носили ее также дети.
Распоряжением от 15 октября 1941 года евреям запрещалось под угрозой смерти покидать без разрешения еврейский район (гетто), строжайше запрещалось также предоставлять евреям убежище.
Гетто стало местом уничтожения тысяч детей. Они жили в условиях чудовищной нищеты и унижения, голодные, слабые, оборванные. Население гетто голодало и умирало, но больше всего страдали дети. Политика гитлеровских властей о отношении еврейского населения была направлена на удушение его голодом. Самым маленьким иногда не хватало мужества и силы, чтобы выйти на улицу, где кишела толпа. Съежившись, они сидели целыми днями в темных, холодных помещениях.
В гетто была огромная скученность. Например, в варшавском гетто на общее число примерно 400 000 человек, согнанных на небольшой территории, приходилось примерно 100 000 детей школьного возраста до 15 лет. Положение ухудшилось, когда вследствие переселения евреев из варшавского дистрикта численность населения в гетто возросла до 500 000. Дети переселенцев находились в особенно трудных условиях. На новое место прибывали переселенцы уже обобранные, без средств к существованию. Кроме небольшой ручной клади им не разрешалось ничего брать с собой.
А. Кубяк в статье, посвященной еврейским детям в период гитлеровской оккупации, пишет: «Ясно, что детям не хватает родительской заботы, они тоскуют по школе, лесу, зелени, играм. Однако непрерывно и неотступно во всех детских высказываниях тех лет прорывается чудовищный вопль голода. Он всегда заглушает по силе все крики детского отчаяния. Впрочем, точно так же и у взрослых. Возьмем литературу гетто. Самые видные писатели пишут о голоде как о явлении доминирующем в гетто. Есть! Есть! просит не одно литературное произведение».
Сохранившиеся воспоминания и дневники детей из гетто очень похожи. Во всех них доминирует голод и смерть.
Вот отрывок из дневника девочки из лодзинского гетто, фамилия которой неизвестна. Известно лишь, что звали ее Эстерка или Миня и была она из рабочей семьи: «Нет справедливости на свете, а тем самым и в гетто. Люди в панике. А к тому же голод. Борьба с голодной смертью. Жизнь ужасна, условия чудовищные, еды вообще нет».
Лодзинское гетто — крупнейшее на землях, включенных в рейх. В момент закрытия гетто — 1 мая 1940 года — там находилось более 160 000 человек. Позднее в гетто было перемещено еврейское население из других городов и поселков и примерно 20 000 евреев из других стран. Всего через лодзинское гетто прошло около 250 000 человек. Автор приведенных воспоминаний была одной из них. Сохранившаяся часть дневника относится к периоду февраль-март 1942 года. В феврале в гетто умерло 1873 человека, было «выселено» 7025, четверо покончили самоубийством, двое были убиты при попытке нелегально бежать из гетто. Было отмечено 28 случаев заболевания сыпным тифом. В марте умерло 2244 человека, «выселено» 24 687, 19 человек покончило самоубийством. Это данные официальной статистики гетто.
Давид Сераковяк, также из лодзинского гетто, родился 25 июля 1924 года в бедной мелкобуржуазной семье. До войны он учился в частной гимназии Общества еврейских школ в Лодзи, получал специальную стипендию для особо одаренных детей.
Во время оккупации Давид вместе с семьей оказался в лодзинском гетто. Он вел дневник. В гетто погибли его близкие: мать, позднее отец, сестра в период окончательной ликвидации гетто была вывезена в Освенцим. Сам Давид вследствие общего истощения умер от туберкулеза легких в возрасте 19 лет 8 августа 1943 года. А вот отрывки из его дневника:
«Воскресенье, 12 октября 1941 Ботинки так страшно промокают, что я в полном отчаянии. Сегодня я снова подал заявление Румковскому (Мордехай Хаим Румковский возглавлявший Совет старейшин в гетто). Любезно прошу дать работу и обувь.
Четверг, 23 октября 1941 Временно моя карьера «ученика» по меньшей мере прервана. Буду ли когда-нибудь снова учащимся, не знаю. Очень в этом сомневаюсь. А вдруг? Однако теперь главное — это заработать и как-то перебиваться дальше. Лишь бы перебиться.
Пятница, 26 июня 1942 Все по-старому. Продолжаем работать, по-прежнему голодаем и никаких перспектив на малейшее даже изменение.
Суббота, 4 июля 1942 Мама принесла сегодня с работы листья редиски, которые в последнее время вошли в моду в гетто как продукт для варки. Суп получился неплохой, хотя я сомневаюсь в его питательности. Я настолько ослаб, что сразу же после работы ложусь и сплю, чего со мною никогда до этого не случалось. Уже вообще не читаю.
Четверг, 6 августа 1942. На этой неделе у нас случилась беда — заболела мать моего друга. Она, как и Олек, вся опухла, но у нее это уже стадия агонии. Хотя сегодня в этом нет «ничего нового и ничего особенного», но так как наши матери дружат, а Олек мой друг, это производит на нас ужасное впечатление. В прошлом году умер отец Олека, опухший с голода, а теперь мать. Он сам уже серьезно болен, но здесь никто из нас не может ничем ему помочь.
Воскресенье, 9 августа 1942. Камуссвичова умерла. За день до смерти врач сказал, что если бы к ее питанию хотя бы за неделю до этого прибавить по 30 г сахара и 10 г мяса в день, она бы выжила. В гетто же такое лечение для половины населения немыслимо.
Четверг, 3 сентября 1942. Вечером разошлась весть, что немцы якобы потребовали доставить всех детей до 10 лет в целях выселения и, вероятно, уничтожения. Обстановка очень похожа на ту, какая была во всех окрестных городках до выселения.
Пятница, 4 сентября 1942. Вчерашняя трагическая весть оказалась, к сожалению, правдивой. Немцы требуют всех детей до 10 лет, стариков старше 65 лет и всех других больных, опухших, калек, нетрудоспособных и неработающих. Паника в городе неописуемая. Бюро прописки после составления списков опечатано, так что все попытки спасения в виде подделки метрик напрасны.
С утра бюро школьного отдела регистрировало на работу 8-9-летних детей, но в 12 часов сообщили, что эти списки недействительны. Атмосфера паники усиливается с каждой минутой. В четыре часа на площади (Лютомерская 13) выступали Румковский и Берковский, заве дующий многих ведомств. Они сказали, что «жертва детей и стариков необходима, что ничего нельзя сделать» и просят не препятствовать проведению акции выселения.
Суббота, 5 сентября 1942. Уже с самого утра в городе было неспокойно, так как со скоростью молнии разошлось известие о том, что ночью забирали детей и стариков, которых запихнули в пустые больницы, откуда в понедельник их будут забирать (по 3000 человек ежедневно). Крики, сопротивление и плач матерей и всей наблюдающей это улицы невозможно описать. Родители забираемых детей буквально обезумели».
