Руками всех друзей положен парень в шар земной

На окраине освобожденного города Альт-Лакдебер я увидел офицера, принимавшего у солдат передаваемые по цепочке ведра с водой. Он плескал воду в окна горящего домика.

От мокрой формы одежды офицера валит пар, жаркое пламя жжет покрасневшее лицо. А вокруг мечется старая немка, плачет, причитает: «О, майн гот! Гитлер швайн!»

Силой оттаскиваю офицера от пламени. Упрекаю солдат:

— Вы что же инвалида мучаете?

— Инвалида? — удивляются они. — Да это же командир нашей роты.

Только теперь заметили, что офицер заметно хромает.

Это Яков Басов, с которым мы вместе воевали еще под Петергофом. А снова встретились три дня назад во время рекогносцировки Зееловских высот. Гитлеровцы тогда обстреляли нас из минометов. Все попрыгали в траншею, только один из офицеров остался на открытом месте. Я выскочил, схватил его и вместе с ним свалился в траншею. Офицер застонал.

— Ранило? — спрашиваю.

— У меня нога деревянная. Подвернулась проклятая.

Он сел, поправил протез. И только тут, внимательно всмотревшись в искаженное болью лицо, узнал офицера.

— Яша! Басов! — закричал я. Мы по-братски стиснули друг друга.

После рекогносцировки мы сидели в землянке. И я услышал удивительную историю. В 1942 году под Ленинградом Якова тяжело ранило. Ему ампутировали ногу и отправили долечиваться в Челябинск. Там дошла до него радостная весть — освобождена его родина — Сумская область. Добрался туда и попал на пепелище. Брата Егора фашисты угнали на каторгу в Германию. Невесту повесили за помощь партизанам. Безногий инвалид пришел в военкомат:

— Пошлите на фронт!

Долго обивал пороги, но добился своего. И вот он здесь, снова воюет. Солдаты все-таки погасили пожар. Старая немка, прижимая руки к груди, обходила их и кланялась каждому.

— Данке! Данке шен! — благодарила она, и слезы радости катились по ее щекам.

Подошла и к нам, поклонилась. Яков с трудом поднялся с бревна, на которое я его посадил.

— Лебе воль, мутер (Будь здорова, мать!)

Мы снова уселись на бревнышко.

— Тяжело тебе? — спросил я Басова.

— Конечно, на двух ногах воевать вольготнее. Но ничего, приспособился.

Я смотрел на него и думал. Человек перенес столько горя. Изувечен. Должен был смертельно ненавидеть немцев. И вот спас дом какой-то немецкой старухе.

Он достал из-под отворота шинели партийный билет. Пролистал его.

— Помнишь?

В графах уплаты членских взносов знакомые росписи парторгов Рамзаева и Саенко. Чудесные ребята. Рамзаева давно нет в живых. Его партбилет мы с Басовым держали в руках в день похорон. Пуля пробила документ и вошла в сердце. Лежать бы теперь этой багряной книжечке в музее.

— А знаешь, — вдруг сказал Басов. — Если бы Саша Рамзаев был жив, он тоже помог бы этой старушке.

— Несомненно, было бы так, — соглашаюсь с Яковым.

Я с первых дней на фронте, всего насмотрелся, встречал немало мужественных людей. Но чтобы человек без ноги дрался с врагом, да еще на переднем крае — в пехоте, такое встретил впервые. Невозможно представить, как ему было тяжело ползать по полю боя, прыгать в окоп или траншею и выбираться оттуда. Человек на законном основании мог воспользоваться правом инвалида. Но он не воспользовался. Гнев и ненависть к фашистам были сильнее.

Мне довелось видеть муки, страдания и физическую боль Басова. Но он не сдавался. И вот таких людей фашисты хотели победить. Не вышло. И никогда не выйдет.

К сожалению, это была моя последняя встреча с Басовым. Спустя тридцать лет, я узнал, что Яков Трофимович погиб в боях под Берлином.

Могилу Якова найти не удалось. О нем, как о тысячах других, хорошо сказал поэт Сергей Орлов:

… Давным-давно окончен бой, Руками всех друзей Положен парень в шар земной Как будто в мавзолей…