Партизанки на допросе

русские девушки в плену

Сталинград не склонился, Сталинград выдержал? Обломали зубы фашистские полчища о волжскую твердыню. Советское командование детально разрабатывало план отсечения сталинградской группировки от ее дальних тылов путем ударов с юга Сталинградским фронтом, с севера Донским и Юго-Западным. Разведотдел 21-й армии получил задание прощупать до последнего вершка всю вражескую оборону на пятьдесят километров в глубину. Группа за группой уходили во вражеский тыл разведчики.

В конце октября майор Ковалев вызвал к себе Соню Заболоцкую, Настю Пикалову и Машу Попову.

— Готовьтесь! — предупредил он. — Пойдете в Верхнефоминский район. Три дня назад туда направились Клава и Маруся. Их нет. Что-то с ними случилось. Пойдете по их маршруту. Надо установить следующее…

«На этот раз нам не удалось выполнить задание,— рассказывает Софья Степановна. — Мы удачно перешли линию фронта, углубились в тыл и решили спуститься в овраг, чтоб напиться воды. Тут и напоролись на румынскую минометную батарею. От солдат мы ушли, но наскочили на офицеров, они и задержали нас…»

Румынские офицеры, не зная, что делать с русскими девушками, доставили их в хутор и сдали в немецкое гестапо, не потрудившись даже составить протокол допроса и передать те липовые документы, которые выдал девушкам разведотдел 21-й армии.

Начались допросы.

Соня, Маша и Настя шли вместе со стариками, женщинами, подростками, арестованными только за то, что их родные сражались в Советской Армии или являлись коммунистами.

Пожилая женщина рассказывала:

— Дня три назад к нам посадили двух девочек, молоденьких таких. Одну Клавой звать, другую Марусей. Откуда-то из-под Курска они. Эвакуированными назвались. Поймали их где-то около фронта. Так что же они, гады, с ними сделали! На Клаве живого места не оставили, всю, как есть, в кровь исполосовали. Бедняжка даже губы поискусала. Истязали, истязали бедных, а потом расстреляли. Ну не изверги ли?

Подруги переглядывались, без слов понимая, о ком идет речь, невольно прижимались друг к другу.

Распахнулась дверь:

— Заболоцкая! На допрос!

Все обошлось благополучно, к ней не прикоснулись пальцем, лишь предупредили, что в Ровеньках ее «заставят развязать язык».

Доставили их в Ровеньковское гестапо. Какой-то плюгавый человечек выскочил из-за стола, подбежал мелкими шажками вплотную к девушкам, заорал:

— Партизанки?

— Эвакуированные… До дома добираемся.

— Брешете! Из какого отряда? Кто ваш командир?

— Мы эвакуированные…

— А вот узнаем, какие вы эвакуированные! В подвал!

Соня, споткнувшись о порог, шлепнулась на пол. Рядом с нею упали подруги. Захлопнулась дверь, звякнул засов.

Несколько суток подряд без воды и пищи пролежали они на мокрой вонючей соломе, ежеминутно ожидая вызова на допрос. Каждая из них думала лишь об одном: когда же конец?

Им скрутили веревкой руки и под усиленным конвоем повели по улице города.

— Ишь, какие бодрые! — удивился полицай, видя, как смело шагают девушки. — Ничего! Орлов быстро из вас прыть выбьет…

русские девушки в плену

Привели к одноэтажному деревянному зданию городской жандармерии. Допросили и швырнули в полутемную грязную камеру, до отказа заполненную арестованными. Потом разведчиц начали допрашивать по одной. Девушки твердо заучили свою роль эвакуированных, ни разу не сбились, ни разу не попутали те населенные пункты, где они якобы находились.

— Хорошо! Разберемся! Не просите пощады, если брешете! — грозил Фирсов всякий раз, отпуская девушек «подумать».

И девушки, словно на деревянных ногах, тащились В камеру смерти думать свою тяжелую думу. Их начали использовать на работе при гестапо: перебирали картофель, убирали помещение, таскали кирпич на третий этаж.

Вернулись они как-то с работы в свой каземат, увидели у окна высокую стройную девушку. Светлые ее волосы пышно спускались до плеч, обрамляя красивое лицо. Девушка подошла к разведчицам:

— Вы за что сюда попали?

— Так, ни за что…

— Понятно. Да вы не бойтесь меня, я своя. А откуда вас привезли в полицию?

— Из гестапо.

— Из гестапо?! Хотите хлеба? Меня Любой зовут. Любка Шевцова! Партизанка!

«Всерьез она или шутит? — подумала Соня. — Можно ли так спокойно говорить?»

Соня глядела в большие, светящиеся то добротой, то злобой глаза Любы, слушала бойкую, пропитанную ядом ненависти к поработителям речь, чувствовала в каждом ее движении несломленную волю, и ей становилось теплей, хотелось прижаться к груди этой славной девушки. Даже страх смерти пропал, захотелось так же, (как и Люба, смело глядеть в лицо врагу.

Ночью Любу вызвали на допрос. От нее требовали назвать товарищей по подпольной организации. Люба ответила презрительным смехом. Ее избил фашистский наймит Орлов. Избил, но не сломил!

— Ну подождите, гады! И вашими трупами стволы в шахте забьем!

Узники глядели на нее во все глаза, ловили каждое ее слово, и их лица озарялись светом. Они становились говорливей, шумливей, непреклонней, невольно тянулись друг к другу, образуя коллектив непокоренных.

Однажды Соню вместе с Любой повели в гестапо таскать кирпичи на третий этаж.

— Смотри! Смотри! — позвала Люба к окну Соню. — Вон наших ребят повели на расстрел.

Соня увидела в окно, как из камер во двор вывели фушту мужчин, построили по одному в ряд и повели к воротам.

— Вон тот паренек, третий с края… Это Олег Кошевой, наш Кашук. Эх, хоть бы оглянулся!

Вскоре Любу увели из камеры на допрос. Ее посадили в одиночку, в ту самую камеру, где три разведчицы спасались лишь тем, что своими телами обогревали друг друга. Накануне, беспокоясь за девушек, что им в случае освобождения некуда будет деться, Люба на клочке бумаги написала свой домашний адрес и отдала его Насте Пикаловой, с Соней на память поменялась чайными чашечками.

Охранник ворвался в камеру, пробежал бешеными глазами по лицам заключенных и, остановившись на разведчицах, прохрипел:

— Собирайтесь! С вещами! Живо!

Давно подруги ждали этого часа, целых три месяца, и все-таки это было неожиданностью. Они посмотрели в глаза друг другу, коротко обнялись, поцеловались, низко поклонились всем заключенным и нарочито бодро пошли вслед за полицаем.

Во дворе жандармерии их встретил переводчик гестапо Томас (из немецких колонистов).

— Получайте! — буркнул ему полицай и скрылся.

— Я выпросил вас у гестапо на поруки, — сказал Томас девушкам. — Вернее, меня упросили ваши знакомые Мухины походатайствовать за вас. Жить будете у них…

Девушки не знали, что две уборщицы в гестапо, скромные русские женщины, сестры Вера и Лиза Мухины, заинтересовались ими сразу, как только их доставили в гестапо. Через переводчика Томаса, с которым они оказались в приятельских отношениях, узнавали, как идет следствие. А узнав, что следователь поставлен в тупик, не знает, какое обвинение предъявить девушкам, начали настойчиво ходатайствовать через Томаса о поруках. И добились своего. Настю взяла к себе Лиза, Соню и Машу — Вера.

Восьмого февраля 1943 года Вера Мухина, вбежав к девушкам в комнату, тревожно сообщила:

— Сейчас Любу Шевцову поведут на расстрел.

Девушки выскочили во двор, прильнули к щелям забора. Показалась группа мужчин и женщин со связанными руками, окруженная гитлеровцами. Гордая и непреклонная комсомолка шла в последний путь первой в колонне, шла смело, уверенно, высоко подняв голову. Казалось, не гестаповцы ее, а она их ведет на расстрел.

В 1961 году Софью Степановну наградили юбилейной медалью «20 лет победы в Великой Отечественной войне». Ее любезно приглашают на торжественные собрания на предприятиях и в учреждениях. Жизнь ее бьет ключом.

Оцените статью
Исторический документ
Добавить комментарий

  1. Владимир

    Я не знаю от куда автор взял этот текст ,и где он черпал эту информацию!Я с Луганской области г.Ровеньки и точно помню что Олег Кошевой и ещё 4 участника Молодой гвардии вместе с местными шахтёрами и пленными солдатами Красной армии. Были казнены 9 февраля 1943 .г в Гремучем лесу.Где ему и ещё многим казнённым в месте с ним стоит Памятник.Это первый факт!Второе-Кошевой был арестован примерно за месяц до казни ,В антрацитовском районе возле разъезда села Боко-Платова местным отделом полиции.При нём был обнаружен пистолет,нож,и что смутило немцев топорно подделанные документы.Он был доставлен в Гестапо города Ровеньки где и был допрошен и помещён с начало в общую , а затем и в отдельную камеру.Где место было только либо стоять или седеть на корточках.18 летний здоровый духом человек,но не сломленый через месяц издевательств был полностью седым! Так ,что видеть его в застенках Краснодонского Гестапо никто не мог!!!Версия книги и Одноимённого фильма это вымысел автора.Мать Кошевого не сразу опознало его тело ,лишь чудом по обрывкам одежды и приметам на теле. Он был опознан и захоронен с почётом в центре города Ровеньки возле школи /5.

    Ответить
  2. Люблю лето

    Что за бред я сейчас прочитала? Какими чайными чашечками в гестаповском плену обменялись пленницы? При чем тут Кошевой, Люба Шевцова ? Автор вообще понимает, что пишет?

    Ответить