Мародерство немецкой армии

Из сочинения ученика 10 класса Душкина Павла

13 октября 1941 года наш любимый город Калугу заняли немецкие оккупанты. С тех пор, как я услышал о том, что к городу подходят немцы, я не знал, что мне делать. Я хотел уехать в тыл, но уже было поздно, немецкие самолеты начали зверски бомбить эшелоны с эвакуированными гражданами. И второй причиной того, что я остался в городе, было жалко оставлять семью, которая при всем желании не могла уехать.

13 октября в город вошли немецкие палачи

В то время, когда немцы входили в город, я и мои родные сидели в убежище. Убежище наше выкопано на улице, а не где-нибудь в саду, поэтому немецкие солдаты подошли к нашему убежищу. Один из офицеров закричал: «Русь! Сдавайся!» И выстрелил из пистолета. Дети заплакали, а взрослые перепугались. После этого мы стали выходить из убежища. Перед нами стояли чужие люди в зеленых шинелях. Как только мы вышли, они начали просить водку, мед, сахар, масло, табак и другие знакомые им на русском языке предметы. Один офицер попросил у меня свечку, но у меня ее не было, а он еще раз потребовал свечку, приставив ко мне пистолет. Я опять сказал, что у меня нет свечки, на этот раз он засмеялся и отошел. Эту ночь мы переночевали в убежище и ушли из него на другой день. Со второго же дня нас начали посещать незваные гости и брать то, что им хочется.

Я с первого же дня стал не выходить на улицу, боясь немцев. Но дома сидеть без конца тоже нельзя, поэтому я вышел и сразу же нарвался на солдата, который заставил меня нести отнятое у соседки сено. Пришлось подчиниться и отнести сено. Сено мне приходилось носить не раз и даже свое собственное. Приходилось и выполнять другие работы и не раз получать пинки. Однажды двое немцев пришли к нам в дом, отобрали у меня и моего дяди документы и велели следовать за ними.

Из сочинения Зотова Юрия

До последнего дня я не знал, что мне делать. Пугала перспектива очутиться у врага, предстоящие ужасы немецкой оккупации. В то же время не верилось, что это может случиться. Казалось, что Калуга явится именно тем рубежом, о который ра-зобьются полчища врага, наступит перелом в военных действиях и наши войска погонят фашистов назад. Проводив отца, я возвращался домой с тоскливой мыслью: «Лучше ли я сделал, что остался и не поехал вместе с отцом?» Ночь на 13 октября я с мамой и сестрой провел в убежище, вылезать было страшно: в саду несколько раз разрывались снаряды, дом против нас был ими разрушен. Наутро стрельба прекратилась, мы пошли в дом. Стекла были выбиты, пробита крыша, было холодно. Я наскоро забил окна фанерой, в комнате стало темно, сидели с лампой.

Я вышел на улицу и в первый раз увидел немцев. Они приехали на грузовой машине, установили около нас радиомачту и стали возиться около нее. Зеленые шинели, низкая приземистая машина, чуждая речь и какие-то резкие, лающие слова  производили ошеломляющее впечатление. Все еще не верилось, не хотелось верить, что это действительность. Ко мне подошел один с нашивками унтер-офицера, снял с меня фуражку и спросил: “Jude?”  Я сказал, что я русский. Он покачал головой, отошел. Потом несколько человек пришли к нам в комнату, лазали в шкаф, спрашивали сахар.

Следующие дни как-то путаются в моей памяти. Мы попрятали вещи и сидели одетые, никуда не выходя. К нам поставили трех солдат. Они сразу расположились, как хозяева, заставили маму стирать им белье. Мне раньше как-то не верилось в их ничем не вызванную жестокость. Но теперь я убедился в этом. В пустом доме напротив нас осталась собака со щенками. Она зарычала, когда немцы подошли к дому, и за это они ее убили. Это было так отвратительно!

Немцы жгли и ломали вещи, книги. Увидев бюст Пушкина, солдат схватил и разбил его. Это варварское действие поразило меня еще более, чем убийство собаки. Я старался не выходить из дома, боясь открыто обнаружить свое возмущение. Эти два месяца во власти врага слились у меня с картиной темного погреба, когда я сидел в нем, ожидая как комсомолец ареста.

Из сочинения Кондрашова Василия

Грабьармия, войдя в город, начала учинять убийства, грабеж. Они убивали женщин, детей, стариков — это все происходило на моих глазах. Как только немецкие войска вошли в город и начали грабеж и разбой, то на улицах города сразу стало пусто, скучно, а скучно потому, что мы оказались оторванными от своей любимой Родины и всегда обращали свои взоры на восток, откуда мы ждали свою освободительницу — Красную Армию, Я сам пережил эту гнусную картину, которую учинили немцы.

Идя из деревни домой, меня останавливает фриц и кричит: “Копин, копин!”  Я, конечно, подошел, а он мне предложил снять сапоги. Я не снимал, но он сам меня разул, и, смеясь, проворчал: “Gehen sie”  Я остался босым и мне пришлось бежать в самые заморозки домой разувши. Прибегаю домой, а у нас в квартире шарят гестаповцы и, найдя хорошие вещи, ушли, посмеиваясь. С тех пор я не стал выходить на улицу и все время сидел дома.

Похожие записи:

Произвол немецкой армии Два с половиной месяца немецкой оккупации Для немецкой мины не важно, солдат ты или командир полка Служили ли негры в армии Вермахта Немцы в городе, воспоминания детей Немецкие звери Вильгельм Кейтель — биография командующего немецкой армией Реорганизация ВВС и ПВО Красной Армии 1942 года