Из Словакии, захваченной фашистами в 1939 году, в течение 1942-1944 годов было вывезено в Освенцим свыше 66 тысяч человек. Только с конца марта и до августа 1942 года в Освенцим прибыло около 47 тысяч словаков. Затем до сентября 1944 года последовал перерыв, а после подавления словацкого национального восстания в Освенцим было вывезено сразу же 14 тысяч человек. Кроме того, много эшелонов из Словакии отправили и в другие концлагеря.
Вывозом людей из Словакии занимался Вислицени— гитлеровский советник при фашистском правительстве Словакии. Его деятельность сводилась к организованному вымогательству и шантажу.
Он являлся инициатором кампании «Деньги или жизнь». В этой игре могли принять участие только богачи. Вислицени был связан с группой словацких фашистов из высоких «правительственных» органов. За высокий выкуп они освобождали людей от отправки в Освенцим. Эти закулисные махинации очень напоминают то, что происходило в 1944 году в Венгрии.
Одна из бывших узниц Освенцима, Катержина Сингерова, рассказывает о том, как нацисты охраняли тайну Освенцима: «В марте 1942 года меня вызвали в центр, занимавшийся отправкой людей на новые места жительства. Нам сказали, что мы едем в Польшу, чтобы подготовить там жилье для наших семей, а потом начать работать по специальности. Нам разрешалось взять с собой минимум необходимых вещей. В начале апреля нас погрузили в товарные вагоны, и эшелон направился к польской границе.
Мы прибыли на платформу Освенцима, а оттуда нас в сопровождении эсэсовцев повели в лагерь Освенцим I. Там у нас отобрали весь наш багаж и одели в старую форму, оставшуюся после советских военнопленных. Обувь нам тоже было приказано отдать, а взамен выдали деревянные башмаки, причинявшие мучительные страдания. Особенно угнетающе подействовало то, что всех наголо обрили.
Лагерь в Биркенау тогда еще только строился. Там работали советские военнопленные. Для нас работы не нашлось, но, чтобы мы не бездельничали, нас заставляли бессмысленно перекладывать камни из одной кучи в другую.
Позднее мы работали на строительстве бараков для эсэсовцев, шоссе, осушительных каналов. У нас не было ни лопат, ни кирок, ни тачек, поэтому глину приходилось нагружать прямо голыми руками и перетаскивать ее на самодельных носилках или прямо в гимнастерках.
Блоки зимой не отапливались, кухни в лагере тогда еще не было, а похлебка привозилась на машинах из другого лагеря, так что она всегда была холодная. Женщинам приходилось работать и под дождем и в снегу. Одежда промокала, больные ноги ныли, обритые головы покрывались нарывами и язвами. Люди умирали, как мухи. От отчаяния многие искали спасения на проволоке с током высокого напряжения.
В мае из Словакии начали приезжать наши семьи. Тотчас же по прибытии каждого нового эшелона эсэсовцы сортировали людей для отправки на «легкую» и «тяжелую» работу. «Легкая работа» означала смерть в газовых камерах, а «тяжелая» — безотрадную жизнь в лагере. Новичкам обещали, что они увидятся со своими сыновьями, дочерьми и родственниками, но большинства из них уже не было в живых.
Однажды осенью по лагерю разнесся слух, что прибывает какая-то комиссия. Началась деятельная подготовка к ее приему. Старое тряпье, служившее до этого одеждой, было сменено на женскую одежду. Некоторые из нас получили даже нижнее белье, а головы было приказано повязать белыми косынками.
Для беседы с комиссией назначили девушек, работавших в канцелярии или на другой легкой работе. Их обучили, как отвечать на вопросы комиссии, и предупредили, что если они будут отвечать неправильно, то понесут суровое наказание. Они должны были говорить: «Мы работаем в лагере по своей специальности. Живется нам хорошо. Нам разрешено оставить при себе все привезенные с собой вещи. Нам разрешается свободно переписываться и получать посылки…»
Когда прибыла комиссия, всех нас вывели из бараков и выстроили в колонны на расстоянии 15 метров от членов комиссии. Разговаривать с ними могли только специально выделенные для этого женщины. Их и сфотографировали члены комиссии.
Как только комиссия удалилась, у нас отобрали новые вещи и опять выдали нам старое тряпье. Когда в Освенцим прибыли новые эшелоны, то новички рассказывали нам о том, что в словацких газетах видели снимки некоторых из нас и читали текст наших бесед с журналистами.
Поэтому они спокойно поехали сюда, взяв с собой все свои лучшие вещи. Многие сами даже попросили отправить их в Освенцим, надеясь таким образом избежать преследований со стороны глинковских фашистов».
Из 66 тысяч человек, отправленных в Освенцим, в Словакию вернулось менее 300 человек.