Сытый голодного не разумеет!
Свободному человеку трудно представить, как тяжело приходится тому, кто не может проявить свою волю, находясь на положении раба.
Если нам не хватает воздуха, то мы начинаем понимать, что жизнь невозможна без него. То же можно сказать и о воде.
В Биркенау не было питьевой воды. Повсюду виднелись угрожающие надписи: «Вода не для питья!», но и здоровым и больным приходилось пить эту гнилую воду.
Когда мы в 1942 году прибыли в Биркенау, то вода, которую нам удавалось доставать, была желтой и мутной, и старые заключенные предупреждали нас об опасности потребления такой воды. Поэтому мы ее кипятили и подслащивали сахарином. Позже нам удалось получать доброкачественную воду, предназначенную специально для эсэсовцев, но за эту воду приходилось расплачиваться хлебом.
Из обнаруженных документов мы теперь знаем, что эсэсовцы непосредственно из Берлина получили приказание, запрещающее пить воду в Биркенау и даже мыть ей посуду,— настолько господа в Берлине боялись распространения заразных болезней среди эсэсовцев.
Профессор Цункер, произведя по приказу Гиммлера анализ воды в Биркенау, написал 26 марта 1941 года заключение: «Эта вода непригодна даже для полоскания рта».
Командование лагеря знало о нехватке питьевой воды. В письме от 16 декабря 1942 года начальник строительства Бишоф напоминал командованию лагеря о необходимости снабжения лагеря питьевой водой. Он писал, что скверные гигиенические условия в лагере и массовые случаи заболеваний вызваны недостатком воды и что успешное лечение инфекционных заболеваний без воды невозможно.
Финская баня
«Научная работа» и вообще вся деятельность нацистских врачей в концентрационных лагерях была осуждена на процессах военных преступников.
Даже человек, не обладающий специальными знаниями, поймет, что нацистские врачи постоянно совершали в концентрационных лагерях преступления против человечества. Мы не можем забыть о враче, эсэсовском офицере, хозяйничавшем в Биркенау в начале 1943 года.
Его коньком была финская баня. Эта баня представляла собой две комнаты, разделенные герметически закрывающимися дверями. Заключенные раздевались в коридоре и отдавали свою одежду в дезинфекцию. В первой комнате помещалась огромная кирпичная печь, в которой за несколько часов до купанья нагревались до бела большие камни.
У стены, напротив печи, были сооружены примитивные лавки. На лавку сажали столько заключенных, сколько их умещалось. Они сидели рядом друг с другом, здоровые касались больных, у многих из которых были заразные кожные заболевания.
Затем раскаленные камни поливались водой. Истощенные и больные заключенные начинали потеть. Больше всего потели новички, забиравшиеся на самые верхние полки. С них градом катился пот, смешанный с грязью и гноем.
И когда некоторые уже теряли сознание, открывались двери в другую комнату и надзиратели палками загоняли заключенных под ледяной душ. После такого купанья заключенным разрешали вытереться, причем на десять человек выдавалось одно полотенце. В комнате, где получали белье и продезинфицированную одежду, стояла невообразимая толчея, как правило, многим вещей не хватало. И тогда все решала грубая физическая сила.
Последствиями такой бани были многочисленные случаи воспаления легких со смертельным исходом — именно эту цель и преследовал врач-эсэсовец.
«Разрешено только то, что приказано!»
Трудно вкратце перечислить все, что запрещалось в лагере и за что карали заключенных.
Запрещалось приближаться к колючей проволоке, так как эсэсовцы опасались, что заключенные смогут сообщить новичкам, идущим в газовые камеры на собственные похороны, о том, что их ожидает. Запрещалось смотреть на колонны женщин, запрещалось есть и курить в рабочее время и многое, многое другое.
Тяжелым преступлением являлась отсылка писем в соседние, главным образом женские лагеря, где у многих заключенных были родственницы. Очень точно охарактеризовал положение вещей в Биркенау один эсэсовский офицер, заявивший: «Разрешено только то, что приказано! Что не предписано, то запрещено и строго карается!»
Новички никогда не знали, что можно делать, и поэтому их учили с помощью дубинки.
