Значит, будем считать, не сдрейфишь?
— Да вы что, товарищ младший лейтенант, я еще в 41-м рапорт подавал, в воздушные стрелки на ДБ просился. Но не получилось тогда.
— Подготовки не было?
— Самолетов уже почти не было. А из школы я выпускался с твердой пятеркой по воздушной стрельбе. Последний год служил в полку УТ-1; сами знаете, на «утенке» и летчик-то едва умещается.
— Ну, раз готов, собирайся, сейчас доложу командиру. И учти, отличник, пойдем опять без истребителей.
Всего месяц с небольшим провел я в новом полку, но на фронте совсем не обязательно съесть пуд соли, чтобы сойтись с товарищами: война беспощадно раскрывает, кто чего стоит. Вокруг подобрался славный народ, почти все комсомольцы — и летчики, и техники. Сдружились быстро, хотя и собрались из училищ да разных
частей, мало еще зная друг друга. Но молодым всегда легче сходиться в одну семью.
Вновь завязались трудные бои на Малой земле — собрав силы, противник решил наконец сбросить в море наш десант, вырвать эту «опасную занозу» из ключевого звена своей «голубой линии». Штурмовики совершали по три-четыре вылета за день на поддержку малоземельцев, били по скоплениям гитлеровских войск, танкам, артиллерийским позициям, «обрабатывали» прибрежную зону. Теперь у нас была уже сила: 47-й, мой новый полк, хотя еще и не полностью укомплектованный, вместе со знамениты
м 8-м гвардейским — тем самым, что воевал еще в севастопольском небе, и 9-м истребительным образовали 11-ю штурмовую авиадивизию ВВС Черноморского флота.
В один из тех дней большого напряжения на самолете Ефима Удальцова был ранен стрелок, и я, успев подвесить бомбы и снарядить все вооружение к новому вылету, вызвался его заменить. Боевая страда не оставляла времени для раздумий, поэтому разговор с лейтенантом оказался таким кратким; что в самом деле выяснять — если заменять стрелка, а другого нет, то, понятно, оружейнику. Задело меня, правда, сомнение: «Не сдрейфишь?..» Да разве мы, техсостав, из другого теста, чем сами летчики! Может, он, Удальцов, так и думает, но мы тоже обстреляны, хоть и на земле, повидали всякого за год с лишним войны.
Ответить в этом духе удержался, пожалуй, только потому, что уж очень хотелось в боевой полет. Однако потом, вернувшись, понял: лейтенант был прав, спрашивая, наверное, не просто про смелость, а про ту, которая особенно нужна в воздухе и без умения мало стоит.
Вылетели мы шестеркой, вел ее сам командир полка майор Ф. Н. Тургенев. Когда собрались после взлета, отойдя от берега в море, и построились левым пеленгом крыло к крылу вытянулась ровная цепочка, в шлемофоне зазвучал голос Удальцова:
— Как самочувствие?
— Все нормально.— Я старался придать словам обыденно-спокойный тон искушенного человека, но ощущал даже вибрацию микрофонов на шее, так обострены были чувства.
— Пулемет заряжен? Пристегнулся? До цели близко… Еще бы не проверить пулемет! Да я за него первым делом взялся, поднявшись в кабину. И к турели закрепился, конечно, как положено,— у нас уже прорабатывался случаи, когда молодого, неоперившегося стрелка «выдуло», то есть вытянуло на пикировании: бравируя своей удалью, он не пристегнулся и бессмысленно погиб . У меня хоть и первый вылет, но — порядок!
Набрали высоту, теперь морская гладь, немыслимо красивая сверху, радужно блестела под солнцем. Нас, стрелков, оно слепило, посылая лучи прямо в хвост: заходили к Малой земле с солнечной стороны, чтобы труднее было обнаружить. Внезапность — половина удачи, особенно когда, как сейчас, идем без прикрытия истребителей. А неподалеку, в Анапе, базируется сильная эскадра «мессершмиттов». Проплыла под нами береговая черта, вся в мягких изгибах, и почти сразу же самолеты перестроились попарно на боевой курс.
— Атакуем район кладбища,— скомандовал ведущий,— там скопление танков. Доворачивать с пикированием!
Справа по курсу показались характерные удлиненные очертания Цемесской бухты. Едва успел мысленно отметить, что вот и с высоты ориентируюсь, как ширь гори-зонта провалилась, солнце заскользило куда-то вниз, под хвост, и огромная сила инерции потянула с сидения — вошли в пике. Скорость резко возросла — самолет «дышал», вибрируя, словно волнуясь. Короткими злыми толчками начали стрелять наши пушки, а я все не мог обрести надежную точку опоры и видел только, как навстречу — то ближе, то дальше — вспухали разрывы. «Это по нам, сейчас собьют,— отрешенно, будто взгляд со стороны, промелькнуло в сознании. Тут самолет резко тряхнуло.— Вот и конец…» Меня бросило вниз, прижав к сидению, будто навалился тяжелый груз.
— Накрыли! Теперь не зевай, бей по зениткам,— в наушниках звучал возбужденный голос Удальцова, и это вернуло мне способность воспринимать происходящее: значит, отбомбились, выходим из пикирования.
От сознания собственной беспомощности в глазах потемнело, на лице выступил пот — как же это я ничего не увидел?! Сбрасывая скользящую, липкую тяжесть перегрузки, уперся ногами в борта, повернул пулемет на турели. Внизу на земле что-то рвалось в растекавшемся дыму, сверкали выстрелы. «Там зенитки, что ли? Только бы не задеть свой хвост…» Отводя ствол ниже, под стабилизатор, и почти не целясь, я успел дать несколько коротких очередей…
Разворачиваясь, мы выскочили к морю, и вот уже тень самолета, описывая, точно циркулем, ровный вираж, побежала по воде.
— Смотри за воздухом! — напомнил Удальцов, словно предполагая, что я могу отвлечься.— Пойдем на второй заход. Жди теперь «мессеров».
На сей раз командир повел группу, почти прижимаясь к воде: теперь обеспечить внезапность поможет штурмовка с малой высоты. Вновь пересекли береговую черту, и верхушки кустарника, казалось, понеслись под фюзеляжем — их близость завораживала, искажала реальность. Вспомнилось, как про такие полеты в эскадрилье говорили: «Ниже костыля ходили…»
Атаковали цель с ходу. Второй раз я уже не только ощущал, как стрелял, заваливая самолет носом, Удальцов, но и сам увидел расползавшиеся в дыму танки и дал по ним очередь из своего крупнокалиберного УБТ. Однако все это — вторым планом, можно сказать, вне сознания, потому что чувства и внимание опять приковал встречный огонь. Вели его, наверное, и зенитчики, и танки, и немецкая пехота. На левой плоскости самолета, ближе к консоли, появились пробоины с рваными краями, кабина наполнилась запахом гари. Говорят: мгновение—вечность; здесь впервые я понял, что это не просто игра слов. Наш «Ил» дрожал от форсажа мотора, а мне казалось, что он стоит на месте.
Между тем над целью были уже штурмовики, замыкавшие атаку. И вдруг на месте одного из них сверкнул взрыв и стало набухать черное облако. Что там? Разобрать сразу не удалось — мы уходили на той же спасительной малой высоте…
Когда растянувшаяся группа собралась над морем, из коротких переговоров я понял, что прямым попаданием сбита «девятка», экипаж спастись при таком взрыве не мог.
— Вот как это бывает, теперь сам видел,— по внутренней связи сказал Удальцов, и слова его падали в шлемофон глухо, тяжело, будто камнем стучали по голове.— Боялись «мессеров», а ребят потеряли и без них…
Да, столько мечтал я об этом дне, столько ждал его, а боевое воздушное крещение получилось непутевым. Растерянность на пикировании, гибель товарищей совсем вытеснили из мыслей, что сбылось наконец давнее желание. И радости никакой не было…
Аффтар – чудак на букву М! Влепил фото пиндосских самолётов!
этот дибил даже не в курсе,что штурмовик не может пикировать
Пикировать может любой самолёт. Штурмовик – обязательно. Иначе как он будет работать?
пикирование бывает пологим ( именно так и работают ил2)
А почему к статье про ИЛ 2 фото Эвенджеров? нам их не поставляли по лендлизу, да и звезды американские.
Очень хотелось бы, чтобы на статьях и анонсах статей о наших героях не лепили первые попавшиеся картинки американской техники со звёздами.
Подумайте об этом, вопрос не праздный, удачи.
Благодарим за подсказку. Обязательно будем внимательнее.
А почему в статье про Ил-2 фотография американских палубных бомбардировщиков Хеллдайвер? Американцы тоже воевали на Малой Земле? 🙂