Зимнюю кампанию 1943-1944 годов Советская Армия провела успешно. На всем широчайшем фронте от Финского залива до Черного моря наши войска, гоня гитлеровцев с советской земли, продвинулись далеко вперед. Особенно значительным было продвижение на юге, на Украинском фронте.
К 22 июня 1944 года советско-германский фронт с севера до юга представлял собой сравнительно ровную линию. За исключением двух острых углов, вдающихся в нашу сторону. Первый «угол» в Белоруссии (севернее Припяти), другой находился на Украине (южнее реки Припять). Удерживая в своих руках эти углы, противник перекрывал Советской Армии пути в Восточную Пруссию и через Польшу на Берлин. Белорусский угол, или, применяя гитлеровскую терминологию, «Белорусский балкон», играл основную роль в системе стратегической обороны врага. Этот «балкон» перекрывал подступы к Минску, Могилеву, Рогачеву, Бобруйску и другим городам. К тому же район Бобруйска очень удобен для обороны по своим физико-географическим факторам — многочисленные тактические водные преграды, болотистые низменности, густые леса всегда создают дополнительные трудности для наступающих.
Учитывая все это, немецко-фашистское командование придавало району Бобруйска очень большое значение. Главные свои силы враг сконцентрировал в междуречье Днепра — Березины.
Если принять во внимание, что кроме лесов и болот (естественных преград для наступающих) оборона противника имела обширные противотанковые и противопехотные минные поля, километры траншей в человеческий рост, бесчисленные огневые точки, доты, дзоты, то каждому становилось ясно, насколько серьезная операция ожидала нас.
До сих пор отчетливо помню день 9 июня. К нам в дивизию прибыл командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский.
Визит командующего фронтом — большое событие, тем более накануне наступления.
В десять часов утра к нашему КП одновременно подкатило несколько автомашин. Из первой вышел высокий, стройный генерал. Это и был К. К. Рокоссовский. Выслушав мой рапорт, он поздоровался за руку, представил меня прибывшим вместе с ним члену Военного совета генерал-лейтенанту Н. А. Булганину, командующему артиллерией генерал-полковнику В. И. Казакову. Здесь же был и наш командарм Романенко, а также комкор Гарцев. После взаимных представлений мы направились к строю штабных офицеров. Прозвучала команда «Смирно»! Амосов отдал командующему фронтом рапорт, Рокоссовский поздоровался с каждым из офицеров, потом повернулся к своим спутникам:
— Ну что же, теперь, пожалуй, пора в резиденцию командира дивизии. Послушаем, что он нам скажет.
Мы спустились в землянку. Карта и все необходимые документы были заранее разложены на столе. Рокоссовский, не перебивая, выслушал мой доклад, а затем, положив ладонь на карту предстоящих действий дивизии, спросил:
— Как вы думаете, полковник, что для вас будет лучше? Прорывать оборону противника на вашем участке, где условия для наступления далеко не благоприятны, или же перебраться на правый берег Березины — там условия получше — и оттуда пойти на прорыв?
— Мы готовим части дивизии к действиям в лесистой и болотистой местности, поэтому для нас целесообразнее прорывать оборону противника на своем участке, — ответил я. — К тому же мы хорошо знаем, какие силы нам здесь противостоят, изучали систему вражеской обороны и систему огня. Если мы перейдем на другой участок, то для изучения противника опять потребуется немало времени.
Константин Константинович задал мне еще несколько уточняющих вопросов и, посмотрев на В. И. Казакова, произнес:
— Со своей стороны комдив прав, но желательно мыслить в масштабе всей операции на левом фланге фронта.
— Сколько вам нужно снарядов? — спросил Казаков.
Нами уже было подсчитано, сколько снарядов и мин потребуется для прорыва линии обороны шириной в четыре километра. Но я, пользуясь присутствием командующего фронтом, решил попросить побольше. Однако хитрость не удалась. Опытнейший артиллерист Казаков сразу раскусил мою уловку.
— По-моему, у вас с арифметикой не все в порядке, придется пересчитать! — улыбнулся он.
К. К. Рокоссовский тоже не удержался от улыбки, но тут же спрятал ее и спросил:
— Есть еще просьбы?
Я нерешительно проговорил:
— Хорошо бы нам один артиллерийский полк придать, товарищ командующий. (Рокоссовский тогда ничего не пообещал, но спустя пять дней артполк прибыл в дивизию.)
