Топ 5 ошибок историков прошлого

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Причем, ученые делают ошибок больше, чем обычные люди. Дело в том, что при выполнении стандартных действий вероятность ошибки сведена к минимуму. Мы практически никогда не промахиваемся, когда пытаемся донести ложку до рта. А вот ступая по дремучему лесу, можем не раз и не два запнуться. Постижение научной истины сродни продвижению по дикой тайге без компаса и карты. Идти приходится ощупью, выбирать направление по наитию.

Тот ученый, который утверждает, что никогда ошибается – не ученый, а шарлатан. Только шарлатану вся истина известна заранее. А ученый, бывает, ошибается. Кроме того, в скрижали науки ошибки заносятся с той же тщательностью, с какой и успехи. Ибо отрицательный опыт – это тоже опыт. Не избежала этого и историческая наука.

Представляем топ 5 ошибок историков прошлого

Пожалуй, одну из самых распространенных общеметодологических ошибок можно назвать «Ошибкой Золотого века». На него указал еще в XVIII веке известный итальянский философ и историк Джамбаттиста Вико. Так устроена человеческая память, что прошлое часто кажется лучше настоящего. Даже если речь идет о памяти отдельного человека: «трава была зеленее, сосиски вкуснее и девушки красивее».

То же самое касается и исторической памяти народов. Деяния предков представляются значительней поступков потомков. На поводу у этой эмоции идут и историки. Иногда это делается намеренно, с дидактической целью, чтобы на примере дедов воспитать внуков. Иногда – ненамеренно. Здесь причина кроется в том, что, занимаясь какой-либо эпохой, ученый вольно или невольно проникается к ней симпатией, начинает воспринимать её как элемент своей собственной биографии. Для научно-популярной литературы такая стилистическая окраска, пожалуй, большого вреда не несет. Но в рамках научного дискурса идеализация прошлого несомненно должна считаться ошибкой.

Иногда ошибки – это результат недостатка данных. Так, в конце XIX – начале ХХ века в отечественной исторической науке велась весьма оживленная дискуссия о том, что было основой хозяйства восточных славян. Определились две точки зрения. Согласно одной из них, идущей еще от Н.М. Карамзина славяне издревле занимались пашенным земледелием. Того же взгляда придерживался и другой великий русский историк С.М. Соловьев.

Сторонники противоположной точки зрения считали, что основой хозяйственного уклада была промысловая охота. Эту теорию создал не менее великий русский историк Василий Осипович Ключевский, а развил и продолжил Николай Александрович Рожков. И Ключевский и Рожков связывали с охотой не просто функционирование экономики древнеславянских племен, но и процесс становления древнерусского государства, которое они считали результатом консолидации торговых факторий, выстроенных вдоль торговых путей, по которым собиралась и направлялась на экспорт русская пушнина. Спор продолжался довольно долго. Интересно, что представители обеих дискутирующих сторон опирались на одни и те же письменные источники, но по-разному их трактовали.

Конец этому спору положила археология. Советский археолог, член-корреспондент АН СССР Владислав Иосифович Равдоникас в 30-х гг. ХХ века провел масштабные раскопки в Приладожье и обнаружил большое количество свидетельств тому, что население этого, в общем-то, не очень плодородного региона уже в VIII в. вовсю занималось землепашеством. Были найдены железные насошники, серпы, остатки семян и пр. Стало понятно, что Василий Осипович Ключевский, при всем к нему уважении, в отношении хозяйственного уклада древних славян ошибался.

Археология помогла исправить и еще одну крупную ошибку, допущенную Павлом Николаевичем Милюковым. Да-да, тем самым, лидером партии кадетов. По своей основной специальности он был историком. Важнейший его труд – «Очерки истории русской культуры». Солидный многотомный труд. В котором, кроме прочего, П.Н. Милюков утверждал, что грамотность в Древней Руси находилась на низком уровне, практически отсутствовала.

Утверждение это никто не мог оспорить до начала 50-х гг. ХХ века. Археологическая экспедиция под руководством Артемия Владимировича Арциховского обнаружила первую новгородскую берестяную грамоту. Причем, первая грамота попалась в руки молодой женщине Нине Андреевой, которая не была профессиональным археологом, а просто нанялась подработать «на лопате» в экспедиции во время декретного отпуска. Ликованию Арциховского не было предела. Он выписал Нине Андреевой премию. С тех пор в культурных слоях Новгорода найдены сотни грамот. Найдены грамоты и в других городах. Таким образом, ошибка Павла Николаевича Милюкова исправлена. Уровень грамотности в Древней Руси был весьма приличным.

Иногда ошибки попадают в исторические труды потому, что историки некритично относятся к данным источников. Яркий пример: история о том, что Иван Грозный убил своего сына. Из историков её первым изложил Н.М. Карамзин. Откуда она взялась? О ней сообщают иностранцы-современники Жак Маржеретт и Антонио Поссевино, а так же русские источники, написанные уже после того, как все участники предполагаемой трагедии были давно мертвы. Следует задаться вопросом, откуда Маржеретт и Поссевино могли знать о том, что произошло в недрах царского дворца? Царский дворец хранил свои тайны.

Ни тот, ни другой не были допущены к жизни внутренних покоев. И, понятно, никаких «заявлений прессе» тогда никто не делал. Маржеретт прямо пишет, что лишь передает слух. Слухи поползли оттого, что смерть молодого царевича, конечно, была событием необычным. Народ стал домысливать, зная гневливый нрав царя. Остается папский легат Поссевино. Он описывает сцену убийства так, будто находился рядом. Именно он пишет, что царевич был ранен в висок тяжелым кованым царским посохом. Кажется, очень правдоподобно. Именно описание Поссевино стало основой для создания известного полотна великим русским художником Ильей Ефимовичем Репиным.

Однако криминалистическое исследование останков царевича, захороненных в Архангельском соборе, показало, что если царевич и был убит, то точно не так, как описывал Поссевино. В останках волос следов крови не обнаружено. То есть, картина Репина фиксирует историческую ошибку. Это, конечно, не делает шедевр менее значимым в художественном отношении. Однако факт ошибки налицо.

И, наконец, одна из самых ярких ошибок, сделанных на основании анализа данных исторической демографии. В начале ХХ века по демографическим данным прошлых эпох до XIX века был составлен график. Получалось, что население растет по параболе. Когда линию параболы продолжили до конца века, получилось, что к этому времени на Земле не должно остаться ни одного свободного пятачка. Все поверхность суши должна была быть занята людьми, стоящими вплотную друг к другу.

Однако, как видим, этого не произошло. Население выросло, но не так грандиозно. Чего не учли при расчетах в начале ХХ века? Оказалось, не учли многого. Во-первых, росту населения помешали две мировые войны, масштаб которых в начале века никто не мог себе представить. Но не это оказалось самым главным. Главным, и это во-вторых, оказалась изменение жизненных ценностей людей в ХХ веке. Никто не мог себе такого представить. Ученые исходили из допущения, что чем лучше будут жить люди, тем более активно они будут размножаться. Это допущение, справедливое в отношении животных, как оказалось, не работает в отношении человека. Точнее, работает, но до определенной стадии развития. Историки ошиблись.

В «отсталых» обществах, в которых жизнь идет сообразно традиционному укладу, жизненная траектория человека выстраивается вокруг семейных ценностей. Ребенок, рожденный в небогатой глинобитной лачуге где-нибудь в центрально-азиатском регионе, подобно средневековому саксу или кривичу, взрослея без электричества, телевидения, радио и интернета, не имеет других целей кроме как вырасти, жениться, нарожать детей и дождаться внуков, которые пополнят производственные силы его семьи. Его сверстник в развитой европейской или североамериканской стране мечтает совсем о другом. Он мечтает увидеть мир – попутешествовать, мечтает сделать карьеру, мечтает получить от жизни максимум удовольствий, о которых он узнает из средств массовой информации.

Семья и дети тоже присутствуют в его wish-list’е, но далеко не первым, и даже не вторым номером. Юный европеец отодвигает детей на тот жизненный период, когда все известные ему соблазны будут уже перепробованы. Нередко дело до них так и не доходит. Поэтому в неблагополучном Афганистане ситуация с рождаемостью обстоит гораздо лучше, чем в благополучной Норвегии.

Кстати, если ориентироваться на этот показатель, Россия живет совсем неплохо: типологически жизненные стратегии наших сограждан ближе к норвежским. Интересно еще и то, что постепенно западный взгляд на жизнь завоёвывает все большую популярность в мире. Относительно недавно в историческом масштабе Китай отчаянно сражался за снижение рождаемости. Лозунгом китайского правительства был: «одна семья – один ребенок». Но теперь и китайцы начинают постепенно понимать, что деторождение – не единственное развлечение, придуманное человечеством. Недалек тот час, когда и китайское общество двинется по пути патологического старения. График роста численности населения круто изменил свое направление, и в настоящее время стал гораздо более пологим. Население растет, но совсем не так стремительно, как то предполагали в начале ХХ века. Это была ошибка.

Автор: Вадим Викторович Долгов — российский историк и писатель. Доктор исторических наук, профессор.