Поскорее встретиться с врагом и выполнить то, в чем клялись перед Родиной

Девятое мая. Кажется, никто не остается дома в этот день. Кто-то на площади Победы у Монумента героическим, защитникам Ленинграда, кто-то уехал на Пулковские вы соты, кто-то к Ивановским порогам… По проспектам в районах новостроек идут церемониальным маршем, с оркестрами курсанты военных училищ, и люди, не привыкшие еще тут дефилировать, заполняют к этому часу широкие, еще не обжитые улицы. Толпа на Ленинском проспекте. Именно здесь, в этих местах, в такой близости от Ленинграда, шла линия его обороны. И вот тут, в бывшей больнице Фореля, ныне Дворце культуры «Кировец», размещался в 1941—1942 годах штаб 21-й, ставшей затем 109-й, дивизии НКЗД, а которой числились воинами те люди, память о которых и ведет все это повествование.

Двенадцать часов дня. Девятое мая.Верно, так оно и есть, как каждый год: собрались ветераны. Встречаются, целуются, с кем-то особенно долго не могут руки разжать: кто-то приехал, давно здесь не бывавший. Говорятся речи. Музыка торжественно звучит. Оркестр, между прочим, школьный, а дирижер — седой, вся грудь в орденах. И видно, как мальчишки его любят, и жена его принимает цветы. Затем выступления от ветеранов, от молодежи Кировского завода, вручение Почетных грамот за военно- патриотическую работу, минута молчания и прочтение скорбного списка тех, кого за этот год не стало… И выходят два человека, которые хотели бы встретиться с фронтовыми свидетелями жизни и смерти своих близких. Называют фамилии. «Кто, товарищи, помнит?..» Ждут. И кажется, что напрасно ждут. Некому вспомнить. Некому рассказать…

И потому еще такую ценность представляют фронтовые дневники Михаила Федоровича Вашкевича, что он рассказал о боях вот в этих самых местах, где мы сейчас стоим. Там, где был остановлен смертельный враг. В дневниковых записях Вашкевича мы еще встретимся с Ростиславом Хотинским и Тамарой Хотинской. Теперь же — последний из документов, хранящихся в музее училища в конверте с фамилией погибшего геройской смертью сержанта.

дневники с фронта

Красноармейская книжка. Хотинский Ростислав Юрьевич. Звание и должность: сержант, командир отделения. Наименование части: отдельный разведывательный батальон 21-й стрелковой дивизии. Наименование подразделения: 1-я стрелковая рота. Грамотность и общее образование: незаконченное высшее (3 курса скульптурного факультета ВАХ).Национальность: русский. Год рождения: 1910.Год призыва: 1941 год. Доброволец. Каким военкоматом: призван Куйбышевским РК ВКП(б) Ленинграда. Специальность до призыва: художник-скульптор. Место рождения: г. Николаевск-на-Амуре. Место жительства: г. Ленинград, 3, Колпинская ул., д. 10, кв. 7.

Эту красноармейскую книжку еще будет держать после гибели своего друга Михаил Вашкевич. Поклянется написать книгу, и — напишет, напишет ее! А другой друг, Леонид Андреев, сохранит семейный альбом с посеребренным обрезом толстенных страниц, с фигурными рамками, в которые вставлены снимки их ровесников.

Война. Год первый. (Фронтовой дневник Михаила Вашкевича). Михаилу Федоровичу Вашкевичу, работнику Ленинградского почтамта, ко времени начала войны было 36 лет. Он отслужил на Балтийском флоте. По болезни был непригоден к военной службе. На фронт пошел добровольцем.

1941 год 7 июля. С 23 июня по 6 июля был на трудовых работах. Копал противотанковые рвы в Усть-Луге. Работал бригадиром. В бригаде было сорок человек. Работа наша проходила под отдаленный гул артиллерийской канонады и рокот летающих над нами самолетов.

На мое заявление о добровольном вступлении на флот ответа нет. Принимаюсь за обычные дела.
10 июля. «Обычными делами» занимался недолго. Сердце все время было не на месте. В голове стучало: «Родина зовет!» Сегодня дал согласие на вступление в партизанский отряд. Ежедневно ходили в РК ВКП(б) Куйбышевского района, где через военный стол договаривались об организационной структуре отряда. Лебедев намечен начальником отряда, Сухов — комиссаром, я — помощником начальника отряда.

19 июля. Два отряда уже ушли в тыл врага. Вооружили очень хорошо. Дали автоматы, ручные пулеметы Дегтярева, карабины, гранаты, обмундирование. «Просачиваться» через фронт будут с помощью воинских частей. Теперь на очереди наш отряд. Настроение у всех бодрое — поскорее на дело, в бой с врагом.
20 июля. Ленинграду угрожает вторжение врага. Нужно организовать мощную оборону, не допустить гитлеровцев в любимый город, рабочими батальонами разбить врага. В связи с этим ходят слухи, что нас уже не будут отправлять на фронт в виде Партизанского отряда, а вольют в Первый рабочий батальон Куйбышевского района.

21 июля. Свершилось! Нас зачислили в Первый рабочий батальон Куйбышевского района на правах особого истребительного взвода. Вчера состоялись выборы командира и комиссара батальона. Главное — поскорее и возможно успешнее проверить свои качества на деле: не погибнуть в бою бессмысленно, а вернуться из боя с победой и с наименьшим уроном для нашего отряда.

8 сентября. Сегодня ленинградцы впервые испытали ужас бомбардировки. Несколько фашистских самолетов, несмотря на заградительный огонь зенитной артиллерии, прорвались к городу и сбросили зажигательные и фугасные бомбы. Над нашим зданием поднялись клубы белого, плотного, как вата, дыма, совсем рядом был огромный пожар. Зрелище, похожее на извержение вулкана — Везувия или Этны, как видел в детстве в учебниках географии. Поднявшись на крышу шести этажного дома, мы увидели несколько очагов крупных пожаров. Над отдельными зданиями полыхало пламя, и к небу вздымался густой дым (белый, черный, коричневый). Как только потемнело, начались атаки фашистской авиации. Загудели сирены. По небу забега ли лучи прожекторов. Высоко в небе горела Полярная звезда — наша с Зорькой эмблема чувств.

Самолетов не было видно, зато их работа была заметна : целые площади вспыхивали огнями зажигательных бомб. В частности, Кировский район, Средняя Рогатка и местность слева от нее. Затем летели фугасные бомбы. Возникло несколько пожаров. В этот же день видел «работу» немецких минометов, их белый стелющийся по земле дым и бомбардировку минометных батарей врага, которую вела наша дальнобойная артиллерия.

15 сентября. Вчера вечером при выходе с овсяного поля на ночлег я и несколько товарищей выкупались в канаве с водой, которых здесь очень много. Ночью трясся от холода и сырости, сушиться было негде, спал на полу в бомбоубежище. “Мессершмитты” жужжат, как комары,— так же протяжно и тонко.

17 сентября. Сегодня мы принимали присягу. Наш взвод был выстроен в комнате детского очага жилмассива «Электросилы». На стенке были наклеены самодельный самолет и парашютисты, прыгающие с него. Слышалась артиллерийская канонада зениток и гул сбрасываемых немцами бомб. Окна-рамы дребезжали. Вскоре мы увидели пламя двух пожаров от сброшенных бомб. Принятие присяги в такой близости к фронту приближало нашу клятву к ее непосредственному выполнению. Многие, видимо, думали то же самое, что и я,— поскорее встретиться с врагом и на практике выполнить то, в чем клялись перед Родиной, правительством и народом.

Из Холодильного института, куда мы прибыли 1 сентября, мы ушли 12 сентября. За пять следующих дней побывали в нескольких местах под Ленинградом, но встреч с врагом не было. Неоднократно нам указывали огневые рубежи, мы окапывались, делали окопы для стрельбы стоя, блиндажи-дзоты, а затем командование, учитывая обстановку, перебрасывало нас дальше.

С 15 сентября мы находимся в непосредственной близости к фронту. Ежедневно наблюдаем воздушные бои, пожары, ночное их зарево, заградительный огонь наших зениток. Уже дважды я видел, как падают сбитые гитлеровские стервятники. Особенно эффектно шлепнулся фашист, сбитый над деревней Шушары. Разрывы зенитных снарядов ложились рядом с фашистскими самолетами, но они, к нашей досаде, продолжали лететь, изредка меняя строй для дезориентировки наших зенитных батарей. Вдруг один стервятник качнулся и начал падать, затем выровнялся, а через 3-5 секунд колом полетел в землю. С места, где он упал, взвился клуб черного дыма, и на мгновение по казалось пламя. Наверно, взорвался его бандитский груз.

За эти дни мы мало спали, причем ночи были разные: спали в канаве на дороге (дрогли от ночной росы и сентябрьского холода), спали на каменном полу в бомбоубежище одного из жилмассивов «Электросилы». Мокли мы и под дождем, грелись у костров, испытывали перебои с питанием, хлеб ели, как высшее лакомство. Сейчас питание снова наладилось. И хотя мы не раздевались и не разувались уже пятеро суток, мерзли и слегка поголодали, наш боевой дух остался на прежней высоте.

Не сегодня завтра мы вступим в бой — это будет лучшим часом для каждого из нас. Мы не отдадим нашего города. Не быть врагу в Ленинграде! Вчера ходили на стрельбу. Дистанция — 100 метров. Все пять пуль я влепил в мишень. Оценка — «отлично». Еще бы! Недаром же я — ворошиловский стрелок. Винтовка все же бьет вправо — немного сбита прицельная рамка. Теперь я знаю ее погрешности и должен бить чуть левее.

23 сентября. Полдня копали окопы. Вторую полови ну дня до 11 часов 30 минут вечера я с двумя товарищами дежурил на крыше шестиэтажного дома (рядом с новым Ленинградским Домом Советов) на Международном проспекте. Это был пост ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь). За этот день видели и испытали много нового.

В три часа дня два «мессершмитта» вынырнули из облаков и прострочили из пулеметов наш аэростат с двумя наблюдателями. Аэростат вспыхнул и со снопом пламени начал падать вниз. Тут же раскрылись два парашюта: наблюдатели выпрыгнули из корзинки. Через минуту от аэростата осталась лишь длинная, черная, извилистая полоска дыма.

Около пяти часов район расположения нашей части (Международный проспект, в районе нашего поста ВНОС) был обстрелян немецкой артиллерией. Снаряды с визгом летели в нашу сторону и падали буквально рядом. К нам на крышу сыпались щебень и штукатурка. Несколько снарядов, перелетев через наш дом, разорвались в 100-150 метрах. В результате этой бомбардировки в нашей роте были ранены старшина роты — в руку и один красноармеец — двумя осколками в ногу. В шестой роте ранили четверых. Некоторых тяжело. Убитых нет. Это первый обстрел нашей части — своего рода боевое крещение. На крыше сидеть было не особенно весело: визг приближающегося снаряда, надо сознаться, не из приятных; разрывы сотрясали весь дом — казалось, он качается.

Читаю записи, сделанные тотчас после пережитого этим мирным человеком, для которого началась Великая Отечественная война. Началась на улицах Ленинграда, не где-то там, вдали, а вот здесь, возле домов, которые мы все так хорошо знаем. Ленинградцы помнят, как долго стоял не восстановленным покалеченный снарядами Дом Советов с барельефами по фронтону. Рядом с ним на крыше одного из зданий был пост воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), где дежурил в конце сентября 1941 года Михаил Федорович Вашкевич.

Сначала прочитав, а теперь и готовя к публикации написанное, я все с большим уважением думаю об этом рядовом солдате Великой Отечественной войны, записывавшем с первых ее дней все, что видел.

Сохранилось многое из того, что писал Михаил Федорович Вашкевич. В музее Высшего политического училища имени 60-летия ВЛКСМ МВД СССР лежит в витрине его тетрадка с конспективными записями прочитанных книг. Войска стояли в обороне. Велись позиционные бои — с вылазками в тыл врага за «языком», с налета ми на окопы противника. Напряженная оборона сдерживала натиск фашистов. Однако люди ухитрялись и в этой невероятно тяжелой жизни отыскать точки опоры для общения не только вынужденного, бытового, но и духовного.

В семье Михаила Федоровича Вашкевича хранится снимок из фронтовой газеты: красноармеец М. Вашкевич, где он в солдатской шинели, шапке-ушанке, в руках — винтовка. Рядовой великой войны.

Оцените статью
Исторический документ
Добавить комментарий