Лучин. Тихое, ничем не приметное село на Житомирщине, с когда-то белоснежными, а теперь облупившимися хатами под соломенными крышами. Внизу извилистой долиной, разделяя село на две половины — восточную и западную, — протекает неширокий ручей. На его берегах над прозрачной водой задумчиво стоят вековые развилистые вербы, стройные осокоры и плакучие ивы. А по крутым склонам тянутся к хатам пустынные в предзимье полоски огородов, чернея землей, с которой заботливые женские руки собрали скудный урожай военного времени.
На этом участке шириной в полтора километра наши стрелковые части и танкисты грудью закрывали врагу путь на Киев. Подтянув резервы и создав перевес в силах, гитлеровское командование бросило в бой отборные части, стремясь перехватить потерянную с освобождением столицы Украины инициативу, вернуть себе позиции на правобережье Днепра и закрепиться там.
Всего несколько дней назад наши войска освободили Лучин, изгнав ненавистных оккупантов. Гитлеровцы отступили за Корнин. А вчера, нанеся контрудар и потеснив наши войска, фашисты ворвались в западную часть села. Лучин оказался разделенным на две части. Через населенный пункт пролегла линия фронта.
На восточной стороне между хатами, сараями и деревьями стояли тщательно замаскированные тридцатьчетверки. А ниже хат в садах, а то и прямо на огородах едва виднелись извилистые линии траншей и окопов, свежевырытых стрелковыми подразделениями. Местами можно было заметить огневые позиции артиллеристов и минометчиков.
В хатах — ни единого жителя. Все ушли, бросив весь домашний скарб, ушли куда глаза глядят, подальше от передовой.
Временными хозяевами в Лучине обосновались военные. На восточной половине — наши, на западной — немцы. Присмотревшись в ту сторону, можно было без бинокля увидеть замаскированный «тигр» или «пантеру», бронетранспортер или пушку. Иногда, воровато оглядываясь, прошмыгнет гитлеровец, опасаясь меткого выстрела снайпера.
Враг рвался к Киеву, не считаясь с потерями, и остановить его на участке в полтора километра предстояло воинам 56-й гвардейской танковой бригады вместе с бойцами 135-й стрелковой дивизии. Оборудовав позиции в восточной части села, танкисты, артиллеристы и пехотинцы готовились оборонять их со всей решимостью.
Вскоре фашисты устремились в атаку. Она и ряд последовавших за ней были отражены. Когда мы к вечеру отбили очередную яростную атаку противника, то чутьем уловили, что снова вперед он полезет нескоро и что наступит временное затишье.
Из свежего номера армейской газеты и из бесед политработников мы узнали, что фронт стабилизировался. Проходил он тогда по линии Ставище, Юровка, Лучин…
Между Лучином и Турбовкой, поближе к Великим Гулякам, в открытом поле есть едва заметная доминирующая высотка. Если с нее бросить взгляд на северо-запад, то можно увидеть дорогу, по которой тогда почти сплошной колонной двигалась вражеская техника в сторону Дивина.
Вот на этом «пятачке» ночью Белов расположил танки на открытой позиции. Приказано было с наступлением рассвета интенсивно обстрелять дорогу, «наломать фашистам побольше дров» и возвратиться в Лучин.
На востоке небо обнаруживало первые признаки скорого наступления пасмурного рассвета. Теперь все наше внимание было приковано к дороге. Она, еще окутанная туманом, не просматривалась, но оттуда доносился шум двигателей. Затем пелена тумана, как по щучьему велению, истаяла, и глазам открылось все то, что несколько минут назад было невидимым.
— Вот они, «красавчики», — подводя треугольник прицела под камуфлированный гусеничный бронетранспортер с крестом на борту, сказал лейтенант Овчинником. Сейчас вам изменим маршрут. Прямо в преисподнюю!
И нажал на спуск.
Казалось, что все пушки ухнули залпом. Экипаж прильнул к смотровым приборам. Поскольку танки стояли на открытой местности, то цели на дороге были отлично видны не только командирам и заряжающим, сидящим в башнях, но и механикам-водителям, и стрелкам-радистам.
— Недолет! — закричал с досадой Володя Орел, механик-водитель у Овчинникова.
Второй снаряд, точно накрывший бронетранспортер, вызвал у экипажа бурю восторга. А затем пушка заработала так часто, точно поражая цели, что восторгаться было уже просто некогда. Так же успешно вели огонь командиры машин Масленников, Гурин, Кулаков, Пискун. Наступила привычная уже для приморцев обстановка суровой ратной работы.
А на дороге царила невообразимая паника. Султаны взрывов, чередующиеся промежутками в несколько секунд, вырастали над бронетранспортерами, автомобилями, артиллерийскими орудиями, полевыми кухнями. Видно было, как разбегались и шарахались во все стороны от близких разрывов уцелевшие гитлеровцы. Взлетали какие-то клочья, обломки, вспыхивали во вражеских колоннах все новые и новые очаги пожаров. Экипажи довели скорость выстрелов до предела. Со стороны противника два-три раза испуганно тявкнула и навсегда замолчала пушка, подавленная осколочным снарядом из танка лейтенанта Гурина.
— Прекратить огонь! Всем возвратиться в Лучин! — прозвучала в каждом танке переданная по рации команда Белова. Командир роты посчитал, что боевая задача выполнена.
Водители развернули танки, командиры повернули пушки на корму, и машины, набирая скорость, двинулись на указанный рубеж.
В это время со стороны Турбовки показались пять «тигров», остановились и с места открыли огонь во фланг нашим танкам. Водители увеличили скорость, командиры тридцатьчетверок попробовали на ходу вести ответный огонь по «тиграм». Но прицельных попаданий ни с той, ни с другой стороны не было.
Оставалось пройти метров двести, после чего наши танки будут надежно укрыты от наблюдения стеной деревьев. Но тут по правому борту тридцатьчетверки Овчинникова ударила болванка, пробив броню в районе моторного отделения. Машина загорелась.
— Покинуть танк! — была отдана команда экипажу.
Выскочив через люки, все бегом направились к ближайшему укрытию. Владимир Орел, уходя последним, еще раз оглянулся на свою машину и замедлил бег. Ему показалось, что дыма над тридцатьчетверкой стало меньше, а пламя совсем исчезло. Рывком бросился назад, вскочил в отделение управления, схватил огнетушитель и направил струю в очаг возгорания. Вначале видно было, что огонь потушен. Но через секунду-другую из-за моторной перегородки, где крепится сорокапятилитровый топливный бак, вырвались два длинных языка пламени. Они зловеще лизнули взрыватели закрепленных в боевом отделении снарядов. У Володи бешено заколотилось сердце: «Сейчас рванет!» Пронзившая сознание страшная мысль заставила на какую-то долю секунды заколебаться: может, выскочить? Но поскольку пламя вновь исчезло, механик-водитель начал лихорадочно снимать моторную перегородку, чтобы добраться до очага возгорания и наверняка затушить огонь. Но только поставил в сторону перегородку, как пламя вновь вырвалось из того же места и, больно лизнув Володю по лицу, охватило снаряды.
Теперь он в каком-то исступлении, не думая уже, что может взлететь на воздух, вступил в борьбу с огнем. Через несколько секунд заряд огнетушителя закончился, но и пламя удалось немного уменьшить.
«Чем же теперь тушить?» — была единственная мысль. Едким дымом заволокло боевое отделение, дышать стало нечем. Под руки попался брезентовый коврик, которым застилают снарядные ящики. «Закрыть огонь!» — решил Володя и, защищая лицо, придавил руками горящую крышку аккумуляторной батареи. Невыносимая боль заставила до крови закусить губу. А потом, раз-другой хлебнув горячего воздуха с дымом, он свалился на боеукладку…
Вступив в единоборство с огнем, Орел не заметил, что вскоре за ним вернулся в танк весь экипаж. Лейтенант Овчинников дал команду закрыть танковым брезентом борт и башню. Заряжающий Петр Локотков, стрелок-радист Исаак Попик и командир взвода в считанные секунды развернули тяжелый брезент и, прекратив таким образом доступ кислорода к огню, потушили пожар.
Механика-водителя вытащили из машины. Он был в бессознательном состоянии. Когда Володя пришел в себя, долго не мог понять, что с ним произошло. Удивленно смотрел на свои покрытые волдырями руки и часто мигал обгоревшими ресницами, меньше всего думая, что совершил подвиг.
Беспримерную схватку с огнем наблюдал почти весь танковый батальон. Было доложено и в штаб бригады. А через два часа вновь назначенный комбриг гвардии подполковник Василий Георгиевич Гусев здесь же, на переднем крае, вручил смущенному приморцу Владимиру Орлу орден Красной Звезды.
Машину Овчинникова мы отправили в Великие Гуляки, где силами ремонтников из роты технического обеспечения предстояло устранить повреждения, нанесенные вражеской болванкой и огнем. Орел наотрез отказался идти в медсанбат и, ограничившись тем, что перебинтовал руки, сам сел за рычаги и повел спасенную тридцатьчетверку на «лечение», как метко выразился немногословный и скромный Петр Локотков.
О подвиге Владимира Орла заговорили во всех экипажах батальона.
Автор -фантазер, когда немцы брали Киев, ни тигров, ни тем более пантер у них не было.
Максимум что было – это марк4.
Очнись , дубинушка! Это уже конец 43 года!
Речь о контрнаступлении Манштейна в ноябре 43-го …
Учи мат часть, дядя-Гена (Вася) …
Я с Лучина, и много чего говорит о том, что написаное тут правда. В селе Лысовка что возле Турбовки было немецкое поселение, там даже немецкое кладбище есть, а еще одно в Турбовке возле школы.
А при чём тут немецкое поселение к войне??? )) А через наш Лучин в войну линия фронта проходила четыре раза. В 41-м дважды и дважды в 43-м. Через Лучин проходил Ковпак ( Через Загребелье)., на него бросили карателей из Турбовки. Их вызвал полицай Жорж Морозов, тоже наш лучинской, с Кокутей, из раскулаченных.