Не щадя жизни

После непродолжительного затишья 6 декабря началось новое, более мощное контрнаступление врага. На этот раз гитлеровское командование решило нанести удар севернее шоссе Киев — Житомир, от Черняхова к Малину, а затем повернуть на юг, в направлении столицы Украины. Видимо, в стане врага для осуществления этой задачи были поставлены на карту последние козыри.

В районе Меделевки занял оборону 1-й батальон 56-й гвардейской танковой бригады. Лейтенант Овчинников принял решение поставить танк между хатой и сараем с таким расчетом, чтобы при необходимости можно было свободно сманеврировать. С этого места неплохо просматривалось поле, но видимость была ограниченная — мешал густой туман. Лейтенант решил выставить наблюдателей из числа десантников, которых он предварительно хорошо проинструктировал.

Еще раз осмотрев занимаемую позицию и оставшись ею доволен, подумал, что надо бы и самому немного отдохнуть. Вспомнились родной Урал, мать, отец…

Разорвавшийся вверху шрапнельный снаряд возвратил лейтенанта к суровой действительности. Поднявшись па броню, собрался было отдать команду «К бою!», но, заглянув опять в люк, с удивлением присвистнул: экипаж не проснулся даже от взрыва снаряда.

И вдруг совсем рядом оглушительно рвануло, затем еще раз и еще. В одно мгновение взлетев к своему люку, Овчинников опустился на сидение. Ребята уже очнулись и застыли на своих местах в полной готовности выполнять любую команду. На поле, в густом тумане, четко послышался гул большого количества танковых двигателей.

— Похоже, «тигры» или «пантеры», — сказал механик-водитель, всматриваясь в стену тумана, которая, казалось, даже шевелилась от нарастающего гула.

Овчинников по рации доложил комбату обстановку и словно прикипел к прицелу. Шум заметно усилился. Вот-вот серая пелена распахнется и…

Напряженное ожидание достигло предела. Дальше ждать и бездействовать, казалось, было невозможно. Все члены экипажа бросали нетерпеливые взгляды на командира. Но командир молча ждал, пока в прицеле появится силуэт танка или бронетранспортера, и, казалось, не замечал тревожных взглядов товарищей. Как на листе фотобумаги в проявителе появляется изображение, так перед глазами приморцев в редеющем тумане возникли силуэты, и все увидели боевую линию атакующих. В направлении тридцатьчетверки медленно двигались «тигры», «пантеры» и бронетранспортеры, битком набитые пехотой. Всего более двадцати боевых единиц.

— Ух ты-ы! — невольно вырвалось у Пети Локоткова.

Гулко ухнула пушка Овчинникова, и начался неравный бой. Никто из приморцев не думал о том, что случится с ними сейчас или через минуту-две. Пока живы — нельзя думать о неизбежном исходе, надо делать тяжелую ратную работу.

Четко выполняя команды, Орел мастерски маневрировал машиной, выводя ее из-под прицельного огня и укрывая то за сараем, то за хатой. Молниеносно досылал в казенник пушки требуемый снаряд Локотков, успевая через смотровой прибор проследить за результатом выстрела командира. Не переставая работать на прием и передачу на радиостанции, стрелок-радист Силин ухитрялся по команде: «Короткая!» — дать две-три меткие очереди по вражеской пехоте. Ирина тоже пыталась хоть чем-нибудь быть полезной экипажу.

Уже полыхали два бронетранспортера, завертелся на месте «тигр» с перебитой гусеницей. Улучив момент, когда тот развернулся бортом, Овчинников добил его бронебойным. Задымился еще один бронетранспортер, из которого посыпалась пехота.

В танке стало жарко. Хата и сарай, за стенами которых, маневрируя, укрывалась тридцатьчетверка, были изрешечены снарядами. При очередном маневре в левую половину башни с огромной силой ударила болванка. В лицо Овчинникову тысячами раскаленных лезвий брызнул металл. Сгоряча схватился за лицо и с ужасом понял, что у него нет глаз.

Следующий снаряд ударил в левый борт. Застонала Ирина, схватившись за грудь. Танк вспыхнул. Надо было немедленно покинуть машину.

— Помогите командиру! — крикнул Силину и Локоткову Орел, вытаскивая в передний люк санинструктора.

Под свист пуль и осколков, под гром разрывов танкисты вынесли окровавленного лейтенанта и уложили на дно вырытого автоматчиками окопа. Там уже был Орел с Ириной и еще один раненый десантник. Осмотревшись, механик-водитель установил, что атакующие устремились правее, туда, где отбивались две тридцатьчетверки.

Надо было отходить к своим, так как гитлеровцы, прорвавшиеся вперед, туда, где еще кипел бой, могли легко раздавить горстку бойцов с тремя ранеными на руках. А там, где бьются наши, пригодятся и пулемет и гранаты. И они пошли, неся на себе раненых, в направлении, откуда доносился грохот боя.

Две оставшиеся тридцатьчетверки отбивались, нанося противнику ощутимые потери. Но что могли в конечном итоге сделать две их пушки с такой массой танков и бронетранспортеров?

Загорелась машина командира батальона, а через несколько минут запылала и тридцатьчетверка старшего лейтенанта Марченко. Из машины комбата выскочило несколько человек, а в танке Марченко даже не открылись люки.

…Не мог экипаж Константина Овчинникова видеть, как смело и решительно вступил в смертельную схватку еще один подоспевший на помощь танк. Командиром этой тридцатьчетверки был лейтенант Дворниченко.

Это была машина комбрига подполковника Гусева. Перед началом атаки противника экипаж занимал оборону несколько восточнее от Меделевки. Звуки близкой канонады заставили танкистов занять места. Получив по радио сообщение командира батальона, комбриг немедленно послал свой танк в Меделевку.

Перевалив через холм, тридцатьчетверка, ведомая Бабаяном, резко замедлила ход и остановилась. Перед глазами экипажа, как на ладони, открылась боевая линия идущих в атаку «тигров», «пантер» и бронетранспортеров. Это были те самые машины, с которыми несколько минут назад провел свой последний бой лейтенант Овчинников.

Гитлеровцы заметили наш танк, потому что оттуда сразу же грохнуло несколько пушек и их снаряды пролетели совсем рядом. Что делать? В такой ситуации промедление смерти подобно. Дворниченко решил укрыть машину за вершиной холма, где можно было бы маневрировать и вести прицельный огонь.

— Заднюю передачу, полный газ! — скомандовал лейтенант механику-водителю и тут же заряжающему: — Бронебойным, заряжай!

Бабаян точно выполнил команду, а командир открыл огонь, перемещая танк после одного-двух выстрелов.

Весь экипаж действовал как хорошо отлаженный механизм. Среди атакующих вспыхнула одна машина, взорвалась другая. Бронетранспортеры стали прятаться за танки, а один, маневрируя, так завилял, что врезался в борт другому и опрокинул его, накрыв корпусом пехоту.

Но фашисты видели, что на их пути всего одна тридцатьчетверка, и продолжали продвигаться вперед, хотя темп несколько замедлили. Около пятнадцати стволов беспрерывно вели огонь по одному танку, но никак не могли его поразить. Вышколенные в училищах офицеры вермахта до педантичности точно выполняли инструкции, делали поправки на скорость движения этой дьявольской машины — и опять мимо. Больше того, от меткого выстрела советского командира запылала еще одна «пантера», и тридцатьчетверка тут же скрылась за высоткой. Дело дошло до того, что все гитлеровские танки остановились, ловя в прицел башню тридцатьчетверки. Дворниченко понял: ситуация осложнилась настолько, что теперь даже показаться на вершине холма на несколько секунд — значило стать мишенью. Было совершенно ясно, что в одиночку долго не продержаться. Надо бы уходить, но ведь как без приказа уйдешь? А тут, как назло, от удара снаряда в правый борт отказала радиостанция.

Как теперь доложить комбригу обстановку? И на помощь рассчитывать не приходится. Значит, надо стоять насмерть. Ведь позади Киев. У штаба бригады остался один единственный танк. И задержать гитлеровцев надо как можно дольше. Экипаж продолжал самоотверженно сражаться.

Если бы мог тогда знать лейтенант Дворниченко, что радист комбрига уже давно тщетно посылает в эфир его позывной. Приказано было передать: «…отойти в такой-то квадрат». Но он так и не смог связаться. А в том квадрате наши артиллеристы уже приготовились достойно встретить непрошенных гостей.

Еще трижды тридцатьчетверка выскакивала из укрытия, и командир успевал сделать несколько метких выстрелов, а в ответ смертельным роем летели вражеские снаряды. На третий раз последовали два сильных удара в башню и один в борт. Танк загорелся со стороны трансмиссии.

Экипаж приготовился покинуть машину. Но Дворниченко сидел на месте, не подавая никаких команд и как-то странно мотал головой. Бабаян, почуяв неладное, бросился к нему и, увидев лицо лейтенанта, невольно вздрогнул. Вместо левого глаза зияло кровоточащее отверстие.

— Сейчас, сейчас. Потерпи, дорогой, немножко, я тебе помогу, — торопливо открывая крышку люка над головой командира, говорил Андроник.

Стрелок-радист с заряжающим подхватили обмякшее тело командира и рывком вытащили его из башни, куда уже прорывались языки пламени. Следом выскочил Бабаян, потирая обгоревшие брови. Приняв на себя командование экипажем, Андроник Бабаян благополучно вывел ребят из-под обстрела и доставил тяжело раненного лейтенанта в первый попавшийся медсанбат. Затем, разыскав штаб бригады, доложил подполковнику Гусеву о случившемся.

В тот день приморцы, как и все танкисты бригады, приняли на себя первый удар мощной бронированной лавины, на которую гитлеровское командование возлагало столь большие надежды.

Враг не прошел. На небольшом участке украинской земли храбро и самоотверженно, не щадя жизни, сражались молодые парни, представители многих национальностей, уроженцы разных республик и областей нашей страны. Никто из них не дрогнул, видя перед собой численно превосходящего неприятеля. Никто из них не хотел умирать, но каждый до конца выполнил боевую задачу.

Следующим мощным эшелоном нашей обороны были артиллеристы. Они и поставили точку в действиях войск 1-го Украинского фронта по срыву замыслов врага. Долго дымились черные костры на полях от Радомышля через Меделевку до Тетерева. Многие «тигры» и «пантеры» превратились в груды металлолома от метких выстрелов наших танкистов и пушкарей.

Похожие записи:

Иван Кожедуб: интересные факты из жизни Отбуксировать танк из-под носа фашистов За что присваивают Героя СССР Погибнуть, но не сдаваться Спасение героической 54 береговой батареи на “тузиках” Кем был при жизни самый известный призрак немецких замков Реванш Как советские танкисты воевали на танках Валентайн