26 июля батареи нашего полка заняли огневые позиции в районе села Быковка. Пехота по-прежнему оставалась во втором эшелоне. Ее предполагалось вывести на передний край в ночь перед наступлением.
Офицеры вели рекогносцировку местности, отрабатывали взаимодействие. В район будущего прорыва выдвигались крупные соединения артиллерии и танков. Мы подсчитали, что пятую роту второго батальона 20-го полка, которую поддерживал Николай Федорович Быков, должны были сопровождать огнем девять артиллерийских батарей, две батареи PC («катюши»), танковая рота в составе девяти машин и батарея самоходок.
Дивизия выходила на направление главного удара. Быков решил раньше других командиров батарей выбрать и занять наблюдательный пункт. Утром он мне сказал:
— Вот, Юрий Николаевич, получай первое боевое задание. Видишь курган? — и указал на высоту.
— Вижу.
— За ним метрах в 200-300 занимает оборону наша пехота. Пойди туда, познакомься с местностью, поговори с пехотинцами, выбери удобный наблюдательный пункт. Завтра на рассвете начнем пристрелку реперов.
Я взял с собой Чиркова. Просились все разведчики, но днем удобнее ходить одному или вдвоем. Мы пересекли балку и стали подниматься на высоту. Шли во весь рост и, только когда дошли до кургана, залегли.
Впереди, метрах в ста от нас, проходила траншея. Мы решили, что там находятся наши пехотинцы, и стали пробираться к ней где ползком, где перебежками. И вдруг в окопах мелькнули темно-зеленые каски: немцы! Грянула автоматная очередь, затем посыпались небольшие мины.
Мы бросились назад и с трудом разыскали наших пехотинцев. Передний край проходил на обратном скате высоты. Значит, мы можем занять НП где-то поблизости от пехоты. Наконец облюбовал место, прополз туда с Чирковым, и уже оттуда мы пошли на батарею. Когда переходили балку, в воздухе послышался нарастающий вой.
— Ложись! — крикнул я.
Рядом грохнули взрывы. Меня, как игрушку, развернуло на сто восемьдесят градусов, и в тот же миг я почувствовал ожог на шее.
Едва отгремели взрывы, мы поднялись и бросились бежать. Шея горела. Я провел рукой — на ней остался след крови.
Вечером мы заняли НП, отрыли щели и ячейки для наблюдения, а утром провели первую пристрелку реперов. Рядом с нами находился наблюдательный пункт Н. В. Письменного, командира 7-й батареи старшего лейтенанта Алексеева и командира 9-й гаубичной батареи лейтенанта Кузьмичева. Мы разговаривали по телефону, намечали совместно ориентиры для пристрелок реперов.
А потом на этой высоте стало тесно: командиры батарей, дивизионов, полков, которым предстояло участвовать в артиллерийской подготовке, обосновались по соседству. Немцы, заметив, что на нашем переднем крае происходит движение, нервничали, часто вели артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь. Им не отвечали, чтобы не демаскировать себя.
Рано утром к нам пришел командир роты Смирнов, молодой лейтенант с двумя орденами Красной Звезды на груди. Он спрыгнул в окоп вместе с разведчиком, а потом заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
Через минуту появились офицеры.
— Это танкисты, с которыми мы будем действовать, — представил Смирнов.
— Вы только дайте нам огоньку покрепче, — горячился Смирнов.— Мы с танкистами эту оборону в клочья разнесем.
Быков познакомил гостей с планом артподготовки, со схемой огней, они — с той задачей, которую будут выполнять. Договорились, что во время боя я буду находиться с командиром роты, поддерживать телефонную связь с батареей.
В тылу занимали позиции прибывающие артиллерийские полки. На нашем участке особенно много было реактивных минометов. Быков и я не могли отлучиться на батарею, поэтому не видели, что делалось в тылу. Но все, кто приходил к нам, говорили, что на поле столько стоит пушек, что яблоку негде упасть.
Артиллерийская подготовка была рассчитана на три часа. Каждое орудие батареи за это время должно было выпустить не по одному десятку снарядов. Это очень большая нагрузка.
2 августа все приготовления были закончены. Вечером, перед тем как пехоте выйти на рубеж атаки, в ротах, батареях состоялись открытые партийно-комсомольские собрания. У нас на наблюдательном пункте остались Прохорихин, Липский, Туробаев, остальные все ушли на собрание.
С тех пор, как заняли НП, я ни разу не был на батарее. Тогда на поле перед Выковкой стояло несколько батарей, сейчас же их было видимо-невидимо. Нашу батарею окружило пять батарей «катюш». На поле не оказалось свободного клочка земли.
Все солдаты собрались возле орудия гвардии сержанта Рызвана Ахметова. Они сидели на станинах орудий, снарядных ящиках. Тут же из ящиков сложили стол для председателя и секретаря. Парторг батареи санинструктор Прокофий Барков открыл собрание и предоставил слово парторгу дивизиона Павлову.
— Товарищи, вы были свидетелями и участниками грандиозной битвы. Она завершилась нашей победой. Теперь перед нами стоит новая задача. Завтра утром мы переходим в наступление.
Солдаты сидят и стоят плечом к плечу, спокойные, сосредоточенные. Все хорошо понимают важность и значение завтрашнего дня. Сколько раз думали и говорили о нем, ждали, и вот наконец он настает.
А Павлов говорил о месте коммунистов и комсомольцев в бою. Задача — быть впереди, быть примером для всех, проявлять стойкость, мужество, героизм.
— Врагу не будет пощады. Мы будем бить его по-гвардейски! — сказал командир второго орудия коммунист Иван Пашинский.
— Завтра фашисты узнают, что бог находится не на небесах, а на земле. «Бог войны» — артиллерия скажет свое первое слово. Мы пойдем вперед, будем бить врага, не щадя сил и самой жизни. Смерть немецким захватчикам!— воскликнул наводчик комсомолец Иван Кинзин.
— Смерть! — отозвались солдаты, сжимая поднятые кулаки.
Один за другим встают солдаты: Василий Дмитриев, Максим Воробьев, Николай Швецов, командир батареи Николай Быков и другие. Они клянутся до конца выполнить свой долг, быть впереди, громить и уничтожать проклятого врага.
Собрание окончено. Вся батарея провожает нас на наблюдательный пункт. Огневики напутствуют связистов:
— Смотрите, чтобы «нитка» была в исправности, а огня мы не пожалеем.