Поляки в особом лагере Бухенвальда

В 8 часов утра нас выгрузили из вагонов. В то время как нас выстраивали по 10 человек в ряд, чтобы повести в концентрационный лагерь Бухенвальд, на нас самым жестоким образом сыпались палочные удары и пинки. А затем началось наше «хождение по мукам». Нас вели под усиленной охраной эсэсовцев. Примерно в 200 метрах от станции прославившийся своей жестокостью комендант лагеря Кох со своими офицерами СС Рёдлем, Хюттигом и другими начал с нами дьявольскую игру.

Он приказал: «Руки вверх и петь немецкие песни!» С оружием в руках он въехал на своей машине в нашу растянувшуюся маршевую колонну и совершенно смешал нас. Тех из нас, кто сворачивал в лес или хотя бы на один метр отклонялся от шоссе, расстреливала или укладывала замертво ударами прикладов когорта СС. Таким бесчеловечным образом нас гнали по девятикилометровому пути «хождения по мукам» от Веймара до Бухенвальда. Сзади нас шли, поднимаясь на гору Эттерсберг, грузовики.

На них бросали убитых и тех, кто лежал при последнем издыхании.

Лагерные ворота закрылись за нами. Нам устроили поименную перекличку и снова выстроили по 10 человек в ряд. Эсэсовцы протискивались между нами, и горе тем, кто чем- либо обращал на себя их внимание. Таких отделывали кулаками, дубинками и каблуками сапог. Чтобы получить опознавательный номер, каждый из нас должен был подойти к длинному столу. Как только каждый из нас проделывал это, он получал удар прикладом по голове, в руку ему совали номер и вторым ударом приклада отправляли его прочь от стола.

Затем группами по 50 человек нас повели в баню. Здесь у нас отобрали всю одежду. Совершенно обнаженными нас стали гонять перед баней по грязи, доходившей нам до щиколоток. День был дождливый и холодный. После бани нас, все еще обнаженных, погнали на другой конец лагеря, где мы получили летнюю одежду: тонкие полосатые штаны и куртки. Затем рядами по 5 человек мы направились в особый лагерь, который был приготовлен специально для нас. Он состоял из четырех палаток и дощатого сарая. Там уже находилось более 200 заключенных евреев из Вены. Нас, 4500 поляков, которые прибыли с транспортами 15 и 16 октября, разместили в палатках.

Особый лагерь выглядел так: двойной забор из колючей проволоки высотой в 2,5 м на площади 100 на 200 м. Часть огороженной территории была отведена под плац для пере-кличек. Другой небольшой плац, также грязный и заваленный нечистотами, был предназначен для тех, кто уже не мог являться на перекличку. Полумертвыми их бросали за эту ограду.

В юго-восточной части малого лагеря находилась особая клетка, устроенная из досок и сетки из колючей проволоки, размером 5 X 6 X 3 три, в которую были посажены 123 поляка из Быдгоща (Бромберга). Их называли «стрелками из-за забора» и обращались с ними самым жестоким образом. Все они были замучены до смерти.

Недалеко оттуда была уборная: выложенная камнем яма длиной 6 м и шириной 2 м, через которую были переброшены два бревна. Здесь разыгрывались ужасные сцены. Как только лагерфюреры малого лагеря, гауптшарфюреры СС Бланк и Хинкельман замечали во время своих инспекционных обходов кого-нибудь сидящим в уборной, они подскакивали к нему и наносили удар дубинкой. Оглушенный этим ударом заключенный, как правило, падал в яму и тонул в испражнениях. Такие случаи происходили почти ежедневно.

Часть нашего транспорта была переведена в большой лагерь. Оставшимся в особом лагере комендант лагеря Кох в присутствии нескольких офицеров СС заявил: «Вы все подохнете здесь!» Его слова сопровождались издевательской ухмылкой.

Нас разделили на сотни, и в каждой сотне был назначен из числа заключенных ответственный за порядок и тишину во время перекличек. Перекличка большей частью продолжалась целый день, причем нужно было стоять по стойке «смирно». Того, кто шевелился, караульные убивали или избивали его дубинками до тех пор, пока он не падал без сознания.

Из выстроенных сотен эсэсовцы с ревом и хохотом вытаскивали отдельных заключенных, бросали их на пресловутого «козла», привязывали их ремнями и начинали свою любимую игру. Они стегали плетьми до тех пор, пока из исполосованных ягодиц не начинали вываливаться окровавленные куски мяса. Того из палачей, кто уставал стегать, сменял другой. Эти сцены обычно сопровождались дьявольским хохотом.

После многочасового стояния на плацу для перекличек мы получали холодный как лед утренний кофе.

Дрожа от холода, мы никогда не могли согреться. Обед приносили уже в 9 часов утра, а раздавали только после полудня. Каждый получал 3/4 литра холодной похлебки. Ложек не было. Вечером мы ежедневно получали около 250 г черствого хлеба без чего-либо горячего. Кроме того, два или три дня в неделю нас морили голодом. Как только кто-нибудь в рядах шевелился или падал от слабости, раздавался крик: «Сегодня жрать не получите!» — и котлы с едой отправлялись в свинарник.

В ноябре 1939 года мы пережили самые ужасные дни голодовок, всего их было 17, из них четыре самых продолжительных без капли воды. На пятый день нам дали поллитра супа. В этот день эсэсовцы отправили в каменоломню 120 заключенных, большая часть которых погибла, остальных доставили обратно в малый лагерь избитых и истекающих кровью от многочисленных ран.

В декабре 1939 года лагерное начальство решило очистить особый лагерь. Не имея возможности умываться и бриться, мы уже не были похожи на людей. Миллионы вшей терзали наши изможденные тела. Сначала дезинсекцию должны были провести в уборной, которая была вычищена для этой цели, однако затем нам приказали провести дезинсекцию от вшей в большом лагере. 16 декабря при 18 градусах мороза нас вывели на плац для перекличек. Когда все собрались, нас разделили на группы по 50 человек, и первая группа совершенно обнаженных заключенных пошла через лагерь в баню, затем вторая, третья и т. д. Из бани двинулись обратно в особый лагерь.

Однако назад вернулись не все. Некоторые заключенные умерли в бане или скончались по пути. На плацу для перекличек нам выдали чистую летнюю одежду и по одному одеялу. Во время дезинсекции наши нары были вымыты и притом их полили водой, после чего на них, конечно, образовался толстый слой льда. Наконец мы получили долгожданный обед.

76 товарищей умерли во время переклички и остались на плацу.

После пресловутого дня дезинсекции у нас началась эпидемия дизентерии. Наши и так поредевшие ряды были опустошены еще больше. Каждое утро мы выносили из палаток наших умерших и умирающих товарищей. Мы укладывали их рядами на замерзшую землю. Различные болезни, наказания голодом по распоряжению коменданта лагеря Коха, а также издевательства свирепствовавших в лагере шарфюреров СС вызвали в декабре такие большие жертвы, что мы, поляки, занимали уже только половину палатки.

Однажды из большого лагеря к нам был доставлен видный участник Сопротивления в Верхней Силезии, товарищ Вавжиняк, по профессии садовод из Новы-Бытома, округ Свентохловице. Гауптшарфюрер СС Бланк вызвал его к себе и сказал, чтобы он повесился, так как у него не остается никакого другого выхода. Товарищ Вавжиняк информировал нас об этом — все мы были потрясены. Вавжиняк не выполнил приказа своих палачей. На следующий день Бланк снова вызвал его к себе и умертвил посредством «шприца смерти».

Окончательное очищение особого лагеря последовало во второй половине января 1940 года. Сначала оттуда было выведено несколько заключенных, на следующей неделе — еще несколько, и так продолжалось произвольно и с большими интервалами, как было угодно лагерному начальству. Очищение происходило так медленно, что только в конце февраля особый лагерь покинула последняя группа, состоявшая из 110 заключенных поляков и евреев. Самые слабые из нас были умерщвлены в лазарете для заключенных при помощи шприца.

Так окончил свое существование страшный особый лагерь Бухенвальда. Лишь немногие из нас вышли живыми из этого ада человеческих мук, чтобы затем пережить «хождение по мукам» в большом лагере.