…Стояли белые ночи, солнце спозаранку выкатывалось со стороны Ленинграда и долго-долго шло по белесому небу, нехотя склоняясь в конце концов куда-то за линию фронта. Весь длинный день гудел моторами аэродром: дивизия без промедления вошла в боевой строй. Летали главным образом «на ту сторону» — через Финский залив, чтобы штурмовать в прибрежных водах корабли врага, подавлять его артиллерию и укрепления восточнее Выборга.
Самым опытным экипажам ставилась задача обнаружить и бомбить «Вайнемайнен» — броненосец, который за короткое время сумерек почти каждую ночь успевал обстрелять позиции наших войск, а потом скрывался в шхерах, и так ловко его маскировали, что большой корабль исчезал, будто невидимка. Докладывая о результатах очередного вылета — потопленных катерах, разбитых бомбами батареях, летчики сокрушенно обводили на карте квадрат за квадратом:
— На малой высоте все проутюжили, а «Вани- Мани»,— так для ясности на русский манер называли неуловимый броненосец,— и следа нет.
Поступали указания на сей счет из штаба дивизии, нажимал на эскадрильи командир полка, сам вылетал на поиск, но этот корабль тогда, до начала наступления, мы так и не смогли обнаружить.
10 июня развернулась Выборгская операция — наши войска двинулись вперед вдоль северного побережья Финского залива, и с утра штурмовики были вновь перенацелены для ударов по наземной обороне врага: вылетели к его редутам по реке Сестре, на Койвисто, под Выборг. А перед тем, как водится, прошли в эскадрильях краткие митинги: первое для дивизии после перебазирования с Юга большое наступление! Ради того, можно сказать, и прибыли на Балтику. Да еще только- только услышали весть о высадке союзников в Нормандии. Слилось все это воедино в сознании, и настроение было такое, что теперь, после долгожданного открытия «второго фронта», война быстро пойдет к концу. Только Удальцов, стоявший на митинге близко от меня хмыкнул:
— Торопились, как черепаха на пенсии. Подождем на них надеяться…
Сказал вроде бы про себя, но кругом услышали, засмеялись…
Через несколько дней флот развернул высадку десантов на островах Выборгского залива, и мы стали работать по новым целям. На сей раз командир полка разрешил мне пойти на задание с Михаилом Беляковым, который возглавил одну из групп авиационной поддержки десанта. Молодой лейтенант, совсем юноша, недавно пришедший к нам зеленым выпускником училища, в горниле войны быстро превратился в признанного мастера боя: шутка ли, это был уже пятьдесят третий вылет Белякова на штурмовку. Запомнилось потому, что только-только давали ему комсомольскую рекомендацию для вступления в партию. А у меня какой вылет? Посчитал: нет, даже десяти еще не наберется…
— Будем над целью, пока не появится смена. Тактика непрерывного удара! — наставлял ведомых Михаил.— Отходить только по моей команде.
И вот под нами остров Пийсари. Отчетливо прорисовались коробочки катеров у кромки берега, это они доставили десант. Дальше — светлые пятна полян, окруженных пиками сосен. Вглядываюсь и замечаю, как падают и поднимаются фигурки моряков — атака! А снизу уже потянулись к самолету трассы, начинаем противозенитный маневр, и в это время прочерки ракет одна за другой разрезают картину боя: с кораблей наводят нас на цель. Беляков сваливает машину в пике, ее потряхивает — бьют бортовые стволы…
Разворачиваясь для второго захода, видим, что бомбы легли там, где стояла финская батарея. Больше она не стреляет, а с земли нам приветливо машут поднявшиеся во весь рост моряки. Еще заход — бьем по линии дзотов и окопов, протянувшихся за поляной изломанным прочерком… После четвертой штурмовки, когда боезапас уже израсходован, набираем высоту и над морем встречаем новую шестерку «Илов» — подходят точь-в-точь, как задумано. Покачали крыльями, будто помахали друг другу руками в добром напутствии. Теперь их черед расчищать дальше путь десанту.
Так, волна за волной, и помогали вышибать врага с сильно укрепленных позиций на островах Выборгского залива. К 20 июня все они были очищены, и в тот же день наши войска взяли Выборг. Следом перешли в наступление части Карельского фронта на реке Свири, где линия его между Ладожским и Онежским озерами тоже удерживалась незыблемо еще с осени 1941-го. Командование приняло решение перебросить несколько экипажей полка на площадку «подскока», поближе к целям этого направления. Меня направили с ними — от политсостава.
Группа в первые дни не получала задания: погода не позволяла летать. Наконец поступил приказ: выделить пару «Илов» для прикрытия от зенитного огня бомбардировщиков, которые нанесут удар по Свирьстрою — электростанции, не завершенной строительством перед войной: противник превратил ее в мощный оборонный пункт.
Словно разморенный жарой, хотя солнце в этот день не выходило из облаков, командир пары лениво надевал парашют, всем своим видом показывая, что не забыл сказанного о «хуторе».
— Ты что такой сумрачный?
— Наши сейчас, поди, снова по кораблям летают, а тут подобрали дело — прикрытие.— Богданов презрительно растянул это слово.— Будто мы сами бомбить не умеем. Да там, может, и зениток кот наплакал, зря только бензин пожгем.
— Что, командир, наперед толковать,— заметил из кабины воздушный стрелок Сергей Архипов, уже занявший свое место.— Раз надо, значит, надо! Все сделаем по-хорошему.
Архипова в полку уважали. Он был удивительно спокойным и выдержанным, воевал с отважным достоинством. До войны — заводской рабочий, Сергей относился, по-моему, к любому делу с рабочей обстоятельностью. Когда мы провожали экипажи Богданова и его ведомого— Захарченко, все шло обычно, своим чередом. Стрельнув беловатыми дымками из патрубков, с первых оборотов запустились моторы. Через несколько минут, несмотря на плохую площадку, оба «Ила» благополучно взлетели, взяв курс к месту встречи с бомбардировщиками. А мы прикинули маршрутное время и стали ждать их возвращения. Легко, конечно, вот так подсчитывать время, но разве предугадаешь, что случится в бою? Об этом все думали, только вслух никто не говорил.
Минуло около часа, и показался первый штурмовик. Он шел низко, натужно и с ходу, тяжело переваливаясь, сел. Стабилизатор был в лохмотьях, на плоскостях и в фюзеляже — рваные пробоины. Побежали к самолету, который остановился в углу площадки.
— Стрелку помогите! Скорее! — крикнул Богданов.
Мы кинулись к задней кабине. Архипов был недвижим. Голова свесилась на грудь, обмякшее тело привалилось к турели, обрызганной кровью. Отстегнули привязной трос и с трудом вытащили раненого. Он был без сознания. Лишь на мгновение, не открывая глаз, прошептал еле внятно:
— Держусь, командир…
Жизнь оставила его на наших руках.
