Гибель бронепоезда “Пермский рабочий”

Гибель бронепоезда "Пермский рабочий"

На 17 марта готовилось большое наступление под Лычково. Полевую артиллерию наконец обеспечили достаточным количеством снарядов. На скрытых позициях затаились гвардейские минометы — знаменитые «катюши». Подтянули к передовой до двух батальонов пехоты в маскировочных халатах.

В 10 утра началась общая артподготовка. На этот раз в ней участвовали не только орудия бронепоездов, но и полевая артиллерия, и гвардейские минометы. Впервые мы увидели «катюши» в действии.

Но и враг был хитер. Видимо, предчувствуя наступление, немцы еще до артподготовки оттянули свои огневые средства в глубь обороны, а когда наши батареи перенесли огонь в глубину, немцы снова выдвинулись вперед. Поэтому, как только в атаку на высоту пошли пехотинцы, они были встречены всей мощью огня. Впервые на этом участке гитлеровцы применили огнеметы.

И атака захлебнулась. Во второй раз поднялись поредевшие ряды — и снова были встречены огнеметами. При всем героизме бойцов овладеть высотой в этот день так и не удалось.

Опять с передовой стали поступать раненые и обгоревшие солдаты. Начались потери и на бронепоезде «Пермский рабочий». Был смертельно ранен помощник машиниста Николай Москвин. Тяжелая мина разорвалась на противоположной от огня противника стороне. Броне мины не причиняли никакого вреда. А вот тут осколок влетел вроде бы с «безопасной» стороны и через открытое окошко угодил прямо в висок Москвина.

Бронепоезда вплоть до темноты продолжали усиленный обстрел вновь обнаруженных огневых точек противника.

Активно действовала авиация немцев. Она ежедневно кружила над Любницей, над подходящими к ней эшелонами. Правда, станция была довольно сильно укреплена зенитными средствами, которые вынуждали самолеты вести почти бесприцельную бомбардировку с большой высоты.

И вот наступил трагический день— 18 марта.

Утром, как и в прежние дни, выехали на передовую. Ясный, солнечный денек. Уже начинало немного подтаивать. Ничто, казалось, не предвещало беды. Открылась обычная, не очень интенсивная перестрелка, которая часам к десяти и вовсе стихла. Расчеты «Пермского рабочего» высыпали наружу. Грелись под ласковым мартовским солнышком на крышах бронеплощадок, на насыпи. На месте оставался только расчет зенитной пушки — она стояла на тендере бронепаровоза.

Неподалеку, в насыпи полотна, находился командный пункт пехотного полка, с которым мы взаимодействовали. Командиры в это время обсуждали положение: что делать, как выбивать немцев с высоты.

И вдруг раздался протяжный крик:

— Во-озду-ух!

На бронепоезд буквально свалилась девятка вражеских самолетов. Началась сильная бомбежка. Бойцы бросились к люкам, поспешно занимали боевые места. Зенитная пушка, которой командовал А. В. Косыгин, уже вела огонь.

Но силы были слишком неравными. Одновременно с бомбардировкой самолеты вели огонь из бортовых пушек и пулеметов, норовя угодить прежде всего по бронепаровозу и зенитному орудию.

Когда самолеты вышли из первого захода, выяснилось, что расчет зенитки полностью выведен из строя. Убитых, правда, не было, но все тяжело ранены. Второй заход опять был нацелен на бронепаровоз, который буквально изрешетило снарядами и осколками.

Погибли машинист Н. И. Максимовых и кочегар А. И. Костров. Паровоз был объят паром, из пробоин в тендере хлестала вода. На второй бронеплощадке, которой командовал лейтенант Н. И. Куприн, повредило орудийную башню. Как раз в этот момент у орудия стоял наводчик Владимир Маклаков.

Гибель бронепоезда "Пермский рабочий"

Осколок бомбы угодил ему в поясницу, и он уже мертвым повалился на пушку. Я был пулеметчиком и стоял у входа в башню — сильно контузило и меня. На командном пункте пехотного полка тяжело ранило командира дивизиона капитана Евсеева.

Много лет спустя мне в руки попало последнее письмо Володи Маклакова, написанное им домой, в Пермь, 5 марта, то есть за две недели до гибели:

«Здравствуйте, мама и Маруся…

Прошло уже три месяца, как я расстался с вами, а еще сколько таких месяцев впереди, очень трудно сказать. Буду жить надеждой, что все-таки увидимся. Мама, о моем здоровье очень не беспокойся, на мой век хватит. Главное, сама не болей и береги свое здоровье, за водой сама не ходи, запрещаю. Немного о себе: усиленно изучаю военную технику. Готовлюсь встретиться в скором времени с врагом, участвовать непосредственно в освобождении советской земли от него.

Проезжая по освобожденным районам и городам, как-то: Клин, Калинин и другие, видя все разрушения, которые причинил враг, закипает сердце от негодования. На бумаге все не расскажешь. Посылаю письмо с делегацией, которая приехала на фронт.

Пока до свиданья…

Город Валдай.

Ваш В. Маклаков».

А вслед за письмом пришла похоронка жене Володи — К. Н. Маклаковой:

«Ваш муж Маклаков Владимир Михайлович 18 марта 1942 года в 13.30 часов героически погиб в борьбе с немецкими оккупантами и похоронен разъезд Быльчино Калининской железной дороги — возле железнодорожного полотна братская могила.

За командира дивизиона старший лейтенант Решетников, Комиссар дивизиона старший политрук Скрипченко, Адъютант старший лейтенант Перунов».

Не одно и не два таких извещения ушли в Пермь — десять человек погибло при той бомбежке, много было раненых. Не только у нас, но и в стрелковом полку.

С основной базы срочно вызвали обычный, «черный», как мы его называли, паровоз. К вечеру бронепоезд эвакуировали в Быльчино.

Прямых попаданий в бронепоезд не было, бронеплощадки пострадали незначительно, но бронепаровоз требовал основательного ремонта — в нем насчитали 38 пробоин.

На другой день бойцы копали скорбную могилу — братскую, одну на всех. На третий день похоронили своих боевых товарищей. Святой клятвой поклялись отомстить врагу.

А командование решало — что делать с бронепоездом дальше. Предлагалось несколько вариантов. В конце концов решили всю команду вместе с бронепоездом отправить в тыл, в Ярославль.

В самом конце марта дивизион вышел из Быльчино и через несколько дней был уже далеко от фронта. Остановились на разъезде Подобино, километрах в двух-трех от города Бежецка. Было видно, как над городом рассеивался дым, сквозь который просвечивали всполохи огня. Город только что бомбили.

Стояло раннее утро.

И вдруг ненавистное — «воздух!».

Прямо в лоб эшелону вынырнул одиночный самолет и начал расстреливать в упор. Потом посыпались бомбы. Пушки едва успели сделать по выстрелу-другому, открыл огонь и тут же захлебнулся зенитный пулемет. Но все это длилось мгновения. Вдоль эшелона рвались бомбы. От теплушек полетели доски. Разворотило вагон-кухню. Один повар — Александр Ломов — убит, другой тяжело контужен. Самолет, отбомбившись, улетел.

Горели вагоны, искорежило и перекосило бронеплощадки, у зенитной установки лежал убитый пулеметчик, рядом начальник боепитания старший лейтенант Гущин. Бронепаровоз передней парой колес сбросило с рельсов, бандаж первой оси лопнул, раскололись цилиндры, с котла взрывной волной сорвало броню. На первом пути горели платформы с тюками прессованного сена, следовавшие на фронт.

«Черный» паровоз уже растаскивал вагоны. Огню не дали распространиться — подоспели другие паровозы, горящие платформы с сеном просто сбрасывали под откос, потом тушили.

Вот какой была эта трагедия, начавшаяся под Лычково и закончившаяся далеко в тылу, почти за 300 километров от линии фронта.

В Ярославле авторитетная комиссия определила, что восстанавливать бронепоезд после подобинской бомбардировки — себе дороже: проще построить новый.

Оцените статью
Исторический документ
Добавить комментарий

  1. Михаил

    На самом деле этот бронепоезд назывался “Молотовский рабочий”, т.к. был построен в г. Молотове (так называлась Пермь в годы ВОВ). Этот состав находился на вооружении 30-го отдельного дивизиона бронепоездов. После доукомплектования туда поступил новый бронепоезд, построенный в Вологде.

    Ответить