Когда подъехали к Днепру, на станции пылали сотни цистерн и вагонов. Немецкая авиация наносила здесь удар за ударом. Чудом мы уцелели на переправе. Когда наша автомашина, несколько подвод и еще десяток гражданских лиц перебирались на ту сторону реки, из-за леса на бреющем полете появилось несколько самолетов.
Они дважды сбросили бомбы на паром и обстреляли скопление машин и подвод на берегах Днепра. Вокруг кипела вода, но прямого попадания в паром, к счастью, не произошло.
Шофер искусно провел машину через станцию Красное, и мы оказались в лесу, а затем нас определили на ночлег в церкви. Она была в полном убранстве. Горели лампады, пахло воском и ладаном. На каменном полу, постанывая, лежали сотни раненых. Мы, помогая друг другу, нашли свободные места и определились на ночлег.
Явь путалась со сновидениями в короткую июльскую ночь. Стоны раненых прерывали тревожный сон. Изредка, неведомо с какой стороны доносился гул разрывов. Война приближалась к Смоленску, городу моих предков и тревожной юности.
На рассвете нас подняли санитары и погрузили в машины. До десятка «полуторок» направились лесной дорогой на шоссе. В сторону Смоленска шли сотни машин в два-три ряда. Утром в этом районе развернулся воздушный бой. С обеих сторон в смоленском небе носились сотни машин. Впервые мы увидели столько наших самолетов в бою.
Мы продолжали путь. В Годеоновке помочь нам отказались и с ходу направили в совхоз имени В. М. Молотова, где располагался полевой госпиталь. С трудом мы нашли горючее, и когда свернули с шоссе в совхоз, то госпиталя там не оказалось. Видны были следы бомбежки на месте его расположения. Стало известно, что госпиталь передвинулся в город Ярнево.
По дороге туда бросилось в глаза обилие автомашин, повозок и пешеходов, двигавшихся в противоположном направлении. Было ясно, что прорыв в район Смоленска фашистских войск со стороны Витебска и Шклова — Копыся вызывал некоторую дезорганизацию, и: наше командование в тыловой полосе фронта еще не успело навести должный порядок. Радовало другое — движение машин в сторону Смоленска с бойцами и боеприпасами.
В Ярцево прибыли утром. На верхней террасе, рядом с больницей, скопилось десятка два машин с ранеными. Здесь мы могли позавтракать, а главное — получить медицинскую помощь. Но едва закончилась разгрузка машин и раненые расположились на зеленой лужайке, как появились самолеты противника.
Несколько машин на малой высоте прошли над нами. Вскоре со стороны больницы к нам подбежал военврач и сообщил, что в городе высаживается вражеский десант. А нам надлежит немедленно следовать на Дорогобуж. Это известие было ошеломляющим.
Люди теряли самообладание. Измученные, ослабшие, они старались скорее оказаться в машинах. Кто-то наступил мне на рану, и я потерял сознание. Пришел в себя где-то на выезде из леса. Кузов подбрасывало и качало так, что трудно было сдерживать боль.
За деревьями открылись дали полей. Но тут машина остановилась. Что такое? Шофер сообщил: кончилось горючее. Мимо нас одна за другой проходили «полуторки» с ранеными. Что же делать? Парторг полка предложил разместить всех раненых у дороги, а мне вместе с ним задержать первую попавшуюся машину. Только у нас были пистолеты «ТТ».
Когда увидели приближавшийся автомобиль, мы встали посреди дороги, опираясь друг на друга, и подняли руки с оружием. Вот уже ясно видно, что на нас несется голубой автобус. Затормозил он в нескольких шагах от нас. Первым вышел солидный мужчина средних лет, похоже южанин. «Чья машина? Кто вы?» — почти прокричал парторг.
Оказалось, в автобусе находилась семья сотрудника Ярцевского горсовета. Его теща, жена и дочь тоже вышли из машины. Их обступили раненые. А мы, заглянув в автобус, тут же распорядились: выбросить все имущество за исключением ковра, одеял и подушек и бочки с бензином.
Хозяин, отрекомендовавшийся заместителем председателя горсовета, молчал, женщины что-то говорили, шофер же выполнял приказание. На обочине дороги оказался домашний скарб, посуда, самовар и даже металлическое корыто. Вид наш был страшен, и уговаривать нас было делом безнадежным.
В автобусе разместилось больше двадцати человек вместе с семьей. В изнуряющей тесноте и духоте мы добрались до Вязьмы. Вдруг кто-то из раненых заметил, что сзади автобуса один, за другим снижаются немецкие транспортные самолеты, и от них отделяются едва уловимые для глаза темные точки!
Фашисты выбрасывали десант. Нам опять «повезло». Но как прорваться в Вязьму? С трудом удалось нашему автобусу преодолеть забитый машинами въезд. Едва он, обогнув первые каменные дома Дорогобужа, повернул налево, как внезапно появившийся вражеский самолет сбросил бомбы.
Нас основательно встряхнуло и обсыпало битым кирпичом. В автобус ворвалась пыль и едкий запах гари. Но мы продолжали путь и вскоре преодолели по деревянному настилу заболоченную старую пойму, за которой остановились на отдых в небольшом лесу.
Впереди была Вязьма, позади просторы Смоленщины, объятые пламенем войны. Мы убеждали друг друга, что сюда фашистов не пустят, хотя у каждого была острая тревога.
В Вязьму прибыли в послеобеденное время. В молодом сквере рядом со станцией в ожидании эвакуации располагались, наверное, сотни две-три раненых. Мы поблагодарили хозяина автобуса, принесли извинения и не преминули спросить, куда «счастливая» семья проследует дальше. Нам ответили, что пока она будет добираться к своим родственникам в Москву. Не знаю, как у других, но у меня эти люди не вызывали ни малейшего сочувствия.
Наша группа разместилась на чахлой выжженной солнцем траве. Медицинские работники раздали каждому раненому квадратик плотной бумаги с буквой, наспех выведенной фиолетовыми чернилами, было три литеры: «Л», «С», «Т». Они определяли степень ранения: легкое, среднее, тяжелое. Я получил «С». Началась погрузка в эшелон. Унесли на носилках тяжелораненых, затем всех со средней степенью ранения. Легкораненых в вагоны не пустили.
Ночью эшелон ушел из Вязьмы в Тулу. Окна в вагонах были тщательно задрапированы. Внутри тускло горел свет. Нас хорошо покормили, кое-кому наложили повязки. Появились папиросы и махорка. Только в Туле сняли маскировку, и мы в полной мере ощутили себя в глубоком тылу. На следующий день около полудня наш эшелон подошел к Пензе. Над городом было безоблачное голубое небо, стояла жара. Лето в средней полосе России было в самом разгаре.
Так закончилась моя служба в 18-й дивизии. В конце лета 1941 года ее полки и подразделения мужественно сражались в окружении на территории Краснинского района Смоленщины.