Приказано остановить их любой ценой

Прозвучала команда: «По машинам!» — и привал закончен. Привычно захлопали крышки люков, взревели мощные двигатели, и уходящие вперед тридцатьчетверки, покачивая расчехленными стволами пушек, скрылись в облаках пыли. Трогаюсь и я в замыкающей машине. Скоро встретимся с нашими, которые сражаются за Вислой, на Сандомирском плацдарме.

…На окраине польского городка Баранув стоял высокий стройный офицер с забинтованной головой и, энергично жестикулируя, останавливал подходящие танки и самоходные артиллерийские установки. Присмотревшись, я узнал нашего замкомбата, гвардии капитана Николаева.

Основные силы армии в это время дрались за Вислой за расширение плацдарма. Случилось так, что с юга прорвалась через наш заслон крупная группировка немецко-фашистских войск и устремилась к Барануву — он расположен на восточном берегу Вислы — с таким, видимо, расчетом, чтобы овладеть переправой, изолировать плацдарм и уничтожить его защитников. Капитан Николаев, находившийся на излечении в медсанбате, узнав об этом, сбежал из-под попечения врачей и на попутной машине добрался до переправы. Увидев собственными глазами, как велика опасность ее потери, взял на себя инициативу по организации отпора врагу.

— Все танки — в мое распоряжение! — командовал капитан, — Сюда рвутся фашисты. Мне приказано остановить их любой ценой.

Вскоре в распоряжении Владимира Николаева уже было 13 танков и несколько самоходок. Обратившись ко мне, он сказал:

— Петро, пойдем в бой вместе. Будешь в моем экипаже за механика-водителя. Сам понимаешь, дело предстоит серьезное. Мне как командиру необходимо быть везде в одно и то же время.

Я рекомендовал ему ту машину, которую лично принимал на ремзаводе, а затем прошел в ней за рычагами почти весь путь от Збаража до Баранува. Тридцатьчетверка была исключительно послушной, с мощным, хорошо приработанным двигателем.

За южной околицей Баранува, куда мы выдвинулись на исходную позицию, — чистое ровное поле с выгоревшей от зноя травой. Нам предстояло пересечь это поле и ворваться в виднеющийся впереди населенный пункт. Там уже был противник.

Указав командирам танков направление для атаки, капитан отдал распоряжение:

— Поле проскочить вихрем, непрерывно маневрируя! Я — в центре боевой линии. Мой заместитель — лейтенант Носиченко. В атаку — по сигналу моей ракеты. По машинам!

Я закрыл люк, застопорил его защелкой, поднял крышки перископов, заткнул за пояс две гранаты, пистолет переложил из кобуры в верхний карман комбинезона и секунд через сорок доложил командиру о готовности.

Вверх в направлении противника взметнулась ракета — и взревели двигатели. Атака началась. Через минуту-две впереди заплясали взрывы тяжелых снарядов, как бы перегораживая нам путь. Следующая серия разрывов легла ближе к танкам. Заклубилась густая темно-серая пыль. Чтобы видеть боевую линию атакующих, Николаев чуть придержал наш танк. В нетерпеливом ожидании следующей команды я сидел как на иголках.

Капитан открытым текстом подавал коррективы движущимся машинам. Полный газ, третья передача, затем четвертая, и, подобно ветру, несется машина вперед, навстречу взрывам и опасности. Полностью отдавшись маневрированию, я не заметил, как мы возглавили атакующих. Совсем рядом, справа, грохнул тяжелый снаряд, и его осколки сильно забарабанили по броне.

Владимир Николаев ведет частую стрельбу из пушки, ей вторят дробью оба пулемета. В машине невыносимая жара. Перед лобовой броней со страшным грохотом полыхнул ядовито-желтым пламенем взрыв снаряда. На какую-то долю секунды я сбросил газ, затем опять прижал до упора.

То слева, то справа нашу машину время от времени обгоняют другие тридцатьчетверки, маневрируя и ведя огонь на ходу. До первых домов остается метров четыреста-пятьсот.

Жара становится нестерпимой. Пот ручьями стекает по телу. Мельком взглянул на стрелка-радиста и — не узнал. Блестят только зубы, а все лицо — черно-грязная маска. «Значит, и я такой же».

Очередь вражеского крупнокалиберного пулемета резанула по левому борту.

Вот и первые дома поселка. Володя поливает разбегающихся гитлеровцев пулеметными очередями. Правой гусеницей танк подмял под себя неприятельский миномет, затем «проутюжил» окоп. Выровняв машину, я опять дал полный газ. Мчимся между домами и деревьями, выходим на южную окраину населенного пункта.

—Драпают сволочи! — слышу в наушниках ликующий голос командира.

По идущей впереди чуть левее нас тридцатьчетверке ударил крупный осколочный снаряд. Машина дернулась, прошла немного и остановилась. Горит? Нет, дыма не видно. Поворачиваю туда танк и не спускаю с нее глаз. Открылся люк заряжающего, оттуда вылез и спрыгнул па землю такой же чумазый и закопченный, как и мы, Степан Тюленев. Увидев нас, замахал руками.

—Стой! — слышу команду Николаева.

Поравнявшись, останавливаюсь и открываю люк.

—Товарищ гвардии капитан! — докладывает Николаеву Тюленев.— Командир машины и механик-водитель тяжело ранены. Двигатель не заводится.

—Петр, быстро к Тюленеву. Помогите раненым. Если сможешь завести двигатель, мчись в Баранув — сдай их медикам и пулей обратно.

— Есть! — ответил я, уступая место механику-водителю.

В несколько прыжков добрались со Степаном к неисправному танку. Раненых уже перевязал стрелок-радист. Мне предстояло найти повреждение, чтобы по возможности хотя бы отвести Т-34 в ближайшее укрытие. Но все оказалось проще, чем я предполагал. Видимо, от удара снаряда вышел из строя предохранитель электрической цепи стартера. На его замену потребовалось не более двух минут. Запустив двигатель, развернулся и помчался сдавать раненых в медсанбат. А вражеская артиллерия не унималась. Снаряды по-прежнему ложились густо, и все осколочные. Вражеских орудий не было видно — стреляли с закрытых позиций.

В это время гвардии капитан Николаев, возглавляя сводный отряд, продолжал вышибать гитлеровцев из недавно захваченного рубежа, а те сопротивлялись с фанатическим упорством. Лейтенанты Носиченко, Соколов и Филипчук уже имели на своем счету по одному уничтоженному бронетранспортеру. Лейтенант Савиных раздавил гусеницами тягач с крупнокалиберным минометом. Было подавлено шесть пулеметных точек, истреблено свыше сотни фашистов. Казалось, весь населенный пункт в наших руках. Уже все танки вышли на его южную окраину. Но вдруг стрельба разгорелась где-то сзади и с новой силой.

Капитан послал туда три машины с задачей навести «танковый порядок».

Ночью обстановка значительно ухудшилась. Вся беда заключалась в том, что в нашем распоряжении не было ни одного автоматчика.

В течение всей ночи нельзя было не то что заснуть, но хотя бы приоткрыть люки, чтобы подышать свежим воздухом. Во все стороны неслись разноцветные трассы пуль, строчили немецкие автоматы, гулко стучали наши «дегтяри» и оглушительно лопались гранаты.

Сдав раненых, я так и остался в том танке вместо механика-водителя. За пушку усадил заряжающего Степана Тюленева, а заряжающим стал стрелок-радист. Вот и весь экипаж. В связи с тем, что стрелок-радист перебрался в башню, до лобового пулемета приходилось с трудом дотягиваться мне.

Где-то в середине ночи я на миг забылся в дреме. Проснулся от шепота в самое ухо:

— Немцы забрались на танк,— это голос Степана.

— Крутани башню в обе стороны.

— Есть!

Семитонная башня со свистом закрутилась. Слышно было, как с брони с воплями посыпались гитлеровцы. В ту же секунду я нажал кнопку стартера и, потянув рычаг на себя, дал полный газ — тридцатьчетверка волчком завертелась вокруг своей оси…

На шум двигателя ударило несколько снарядов. Сменив позицию, мы до самого рассвета просидели в танке в большом напряжении.

С наступлением рассвета появилась надежда, что удастся поесть и отдохнуть. С тех пор, как двинулись в атаку, прошло шестнадцать часов.

Открыли люки. Но что это? Вдоль фронта сводного отряда мчится знакомая мне тридцатьчетверка, приостанавливаясь у каждого танка и самоходки. Из башни выглядывает Николаев, что-то быстро говорит командиру экипажа и — к следующей машине.

Вот капитан приблизился к нам.

— Приготовиться к отражению контратаки танков! Бить с близкой дистанции! — И умчался дальше.

«Ну, теперь держись. Будут лезть напролом», — подумал я.

Осмотрев внимательно местность, решили переместить машину чуть левее, на более выгодную для маневра позицию. Как только поставили ее за густой кустарник, я взобрался на броню. Взглянул в сторону противника и увидел поле перед нами, усеянное вражескими танками и бронетранспортерами. Были среди контратакующих и «пантеры» и «тигры». Считать их уже не ко времени.

Тюленев из башни тоже увидел неприятеля.

Правее, там, где держали оборону экипажи Носиченко, Соколова и Савиных, торопливо заухали пушки. Им в ответ противно засвистели и начали рваться снаряды. На левом фланге самоходчики тоже начали пушечную дуэль с противником.

Запрокинув голову назад, я заглянул в боевое отделение и заметил, что Степан, уверенно расположившись на командирском сидении, неторопливо наводит пушку в намеченную цель. Последовал знакомый толчок и ахнул приглушенный броней выстрел. Повеяло запахом сгоревшего пороха. Экипаж включился в ритм боя.

Одна за другой раздавались по рации короткие команды, за громоподобным выстрелом пушки нарастал рев двигателя. Танк в считанные секунды менял позицию, опять удар из пушки, поддержанный дробью пулеметов, и вновь смена позиции.

В иные минуты окружающий мир словно бы переставал для нас существовать. Была только наша тридцатьчетверка, укрывшись за броней которой, мы делали все для того, чтобы поразить ползущего на нас противника, тоже укрытого броней, и для того, чтобы увернуться от его ударов. Все сознание, вся воля, весь организм устремлены к единой цели — уничтожить идущие на сближение вражеские бронированные махины, иначе они уничтожат нас.

Запылали первые страшные костры из бензина, раскаленного металла, рвущихся боеприпасов и останков экипажей. Низко идущее рассветное солнце высветляло боковым светом жуткую картину боя. Развернувшись к нам бортом с поникшим стволом пушки, догорал «тигр», а правее дымилась «пантера». Оба зверя уничтожены меткими «гостинцами» Модеста Соколова.

Борт еще одного «тигра» пронзил подкалиберным снарядом капитан Николаев. Видя это, идущий сзади решил было укрыться за вспыхнувшим «собратом», но на миг неосторожно подставил корму. Этого было достаточно: наш командир тут же поразил и его.

По одному танку сожгли Носиченко, Мосейкин и Савиных. И мой степенный Степан Васильевич сдержал данное слово: от выстрелов его пушки взорвался один «тигр» и черно-смолянисто заполыхали два бронетранспортера. Мы до конца боя маневрировали неплохо: тридцатьчетверка получила только несколько вмятин.

Понеся значительные потери, противник начал пятиться назад. Затем вражеские машины, видимо, по команде, развернулись и бросились в «драп-марш», как метко оценил эти действия Степан Васильевич Тюленев. Наш командир капитан Николаев не преминул воспользоваться слабостью неприятеля и повел нас в атаку. Удар был нанесен стремительный и настолько чувствительный, что гитлеровцы окончательно потеряли надежду и всякое желание овладеть переправой через Вислу. Всего сводный отряд уничтожил 11 вражеских танков, 16 бронетранспортеров, до дивизиона орудий и много пехоты противника. Мы же потеряли два танка.

Вскоре за исключительное мужество и героизм, проявленные в бою при защите переправы, гвардии капитану Николаеву Владимиру Николаевичу было присвоено почетное звание Героя Советского Союза. Большинство участников того запомнившегося боя получили высокие награды Родины.

Похожие записи:

Остановить смельчака Реванш Как советские танкисты немцев подкараулили Инерция военной машины привела немцев в бездну Яссы-Кишиневская операция Подготовка к штурму Новороссийска Выходя из тумана, натолкнулись на вражеский «зверинец» Гвардейцы перещелкали все «орешки»