Важнейшее условие продвижения в строительстве социализма — приобщение народных масс к культуре во всех ее разветвлениях. Призывать не приходилось: народ сам всей душой тянулся к недоступному для него прежде свету. Книги, газеты, брошюры тогда не продавали, а распределяли, выдавали по мандатам, нормировали, как патроны и хлеб.
По всей стране, в городах и на селе, за год-два стихийно возникли десятки тысяч всевозможных клубов, самодеятельных театров, драматических, музыкальных, литературных и иных кружков, курсов, студий — как выражение бурного роста духовных потребностей наперекор всем материальным невзгодам того периода.
Противники культурной революции
Оказалось, что устранить старые помехи свободному образованию, просвещению, творчеству легче, нежели провести на практике новые идейные принципы, найти подходящие формы обучения, воспитания и перевоспитания масс.
Реакционеры в культуре, часть консервативной профессуры противились решительной перестройке народного образования, учреждений искусства и вообще культуры, «вторжению» в нее масс, как вредному и зряшному делу.
Эта откровенно враждебная точка зрения дискредитировала себя скорее, чем шумливо «реакционные» проповеди «слева», поношение культурного наследия, выдумка какой-то совершенно новой «пролетарской культуры».
Сейчас, когда все это давно стало на место, получило должную историческую оценку, можно бы только покачать головой и посмеяться над нелепостями. Тогда же в обстановке слома старого, военных сражений с мировой буржуазией, ультралевые крики, игра на классовой ненависти могли увлечь — и стали было одно время увлекать часть трудящихся, особенно молодежь, — принести непоправимый вред.
Лидеры организаций «пролеткультов», «коммунистические футуристы», декадентские группировки (все эти «люминисты», «фуисты», «ничевоки» и иже с ними), внешне соперничая, по существу, в основном сходились между собой; их трескучие «манифесты», вздорные «теории», их представления о революции, социализме мало чем отличались от буржуазных наветов на нас.
Судите сами. Леваки заявляли, что вся прежняя культура — литература, искусство, наука — отравленное наследство эксплуататоров и должно быть отвергнуто, ниспровергнуто, похоронено победившим пролетариатом. Атаковать Пушкина, Толстого, Грибоедова: «Что мог написать ценного и поучительного для коммуниста, например, писатель-помещик или бюрократ-чиновник?»
Взорвать, стереть старые художественные формы: «Во имя нашего завтра сегодня сожжем Рафаэля, разрушим музеи!» (Вот чем, к слову, «подкреплялись» выдумки западной прессы, что в Советской республике «можно видеть каменщиков, подпоясанных вместо фартуков полотнами Рубенса»). Не обошли даже физкультуру: долой футбол, спортивную гимнастику, бокс — это капиталистическое занятие.
Многовековые русского и других народов национальные традиции, своеобразие, суверенитет —все рухлядь, все в крематорий, и чем раньше, тем лучше. Недосмотр, что не был «своевременно уничтожен русский стиль», «скорее можно пожалеть о сорвавшейся гайке, нежели о разрушившемся Василии Блаженном». И вселенский космополитизм; даже если Совнарком, то он не русский, не советский, а только «Мировой».
Призывая истребить всю культуру прошлого, оставляя пролетариат «голым человеком на голой земле», пролеткультовские и комфутовские вожди, не обременяя себя доказательствами, утверждали, что их «предсказал Карл Маркс». Вот уже издан «Декрет № 1 о демократизации искусства (заборная литература и площадная живопись)».
Вместо помещичье-чиновничьей продукции пусть будет истинно пролетарская — кубизм: человека, природу—все можно изобразить в точных геометрических линиях. Профессиональный театр? Буржуазная салонность. Надо массовое действо. Пролетариат изобретет свою классовую науку, новую химию и алгебру. Нужно приступить к «выработке пролетарского языка, который в силу своей непонятности для буржуазии будет самой надежной защитой против буржуазных навыков и методов творчества».
Радость и пафос освобожденного труда они довели до абсурда, несусветно извращали понятие коллективизма, ратовали за поглощение личности массой.
Рабочий класс, сама революция у пролеткультовских бардов принимали абстрактно-риторические, крайне условные формы; в космическом гиперболизме, в многозначительной и малопонятной символике терялись сколько-нибудь реальные очертания («Кто умерит быстроту маховиков-сатурнов?», «Бомбой землю бросим с кометным фитилем»). Кое- кто докатывался до мистики, возрождал богостроительство. «Мы изобразим Бога-Человека, Богородицу-Машину, Иисуса Мессию — как Социалистического Героя, Сознательного Пролетария». О Кремле: «Ноев Ковчег бушующих дней мирового потопа».
Колоссальная тяга к культуре, знанию, искусству, живое творчество масс получали неправильные организационные рамки и неверную идеологическую ориентацию.
Отношение Ленина к культуре
Проведя вечер со студентами Высшего художественно- технического училища, Владимир Ильич и Надежда Константиновна убедились, как успели въесться в горячий, восприимчивый ум молодежи культурный нигилизм, футуризм. Ленин сказал наркому просвещения:
— Хорошая, очень хорошая у вас молодежь, но чему вы ее учите!
Не только из Москвы — и из других мест доходили настораживающие вести. Участились протесты советской общественности, самих рабочих, печати. А главное, нельзя переоценить историческое значение больших публичных выступлений, бесед и решений самого Владимира Ильича на протяжении девятнадцатого, двадцатого и последующих годов, в которых пролеткультовские завихрения получили ту оценку, какой заслуживали: «теоретически неверные и практически вредные»; коммунистический футуризм — «хулиганский коммунизм», а подлинная культурная революция обогатилась непреходящим ленинским пониманием, марксистско-ленинским учением.
Один из апостолов монополистического капитала, американский экономист Джон Кейнс, писал о молодом Советском государстве: «Как я могу принять учение, предпочитающее сорняки злакам, ставящее грубый пролетариат выше буржуазии и интеллигенции, которые, независимо от их недостатков, являются солью земли».
Это была явная неправда, замешанная на собственном отношении к социализму кейнсов и их класса, на отголосках пролеткультовско-футуристских несуразиц, на россказнях той части русской интеллигенции, которая не поняла и не приняла Октябрьскую революцию.
На самом деле учение утверждает совершенно иное: социализму как раз нужно очень много образованных людей; без них немыслима ни хозяйственно-организаторская, ни культурно-воспитательная работа партии, государства. Внимательность правительства к интеллигенции, оставшейся верной своей Родине, народу, широко известна. Руководя ожесточенной борьбой с интервентами, предельно занятый вопросами хозяйства, живо интересовался всеми, порой тонкими проблемами культуры сам Владимир Ильич. Он не только давал общее направление, вырабатывал линию, но нередко принимал личное участие в жизни, судьбе творческих работников.
Максим Горький — тоже повелитель миллионов душ, и белая, прочая реакция не раз спекулировала его именем, старалась перетянуть на свою сторону. Владимир Ильич навечно утвердил великого писателя на службе революции.
Горький — частый гость Кремля. Едва он появляется в ленинской квартире, а Владимир Ильич уже весело, с лукавинкой в голосе спрашивает:
— Ну, Алексей Максимович, что говорят о нас свергнутые классы?
— Сейчас доложу, Володимир Ильич,— усмехается, разглаживая усы, Горький.
Ленин знает, что услышит уйму интересного — и что за границей делается, и что у нас; сам выспросит, над чем теперь трудится его гость-друг.
Владимир Ильич — учитель и советчик не только таких корифеев, как Горький. Он всячески поддерживал писателей, призывал их быть «поближе к жизни», к массам, учиться у них, искать главного героя на заводах и фабриках, на полях и в армии, в народных учреждениях. Советовал: электрификация России — тема увлекательного романа, поискать бы одаренного человека.
На оценку Ленина приходит объемистая рукопись — пьеса «Красная правда»; ее послал в Кремль перед уходом на фронт железнодорожник-коммунист А. А. Вермишев. По поручению Владимира Ильича трое литераторов обстоятельно отрецензировали рукопись, отметили ее революционный энтузиазм и искренность, дали драматургу-самоучке полезные советы. Это была не просто «агитка», но жгучее произведение о бурлившей деревне, о большевике, отмеченное талантом. Пьеса обошла многие подмостки и имела успех.
В то же время в профессиональных и самодеятельных театрах для нового зрителя по всей стране звучали бессмертные слова Шекспира и Грибоедова, Шиллера и Островского. От партера и до галерки залы переполняли люди в рабочих куртках и телогрейках, в прожженных шинелях, с винтовками и гранатами. Но артисты скоро привыкли к этому и убеждались, что у них никогда, пожалуй, не было столь благоговейно-благодарной аудитории.
К сожалению, в годы пролеткультовского засилья наиболее заслуженные государственные сцены терпели и демагогические нападки. Особенно доставалось столичному Большому театру оперы и балета. — Посмотрите, там одни цари, князья и аристократы: «Сказка о царе Салтане», «Князь Игорь», «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Пиковая дама». Закрыть его! Тем более топливный кризис, дров не хватает даже баням, тифозным санпропускникам.
Из-за отчаянно трудного положения Ленин вынужден согласиться на сокращение ссуд ведущему театру страны, но — против его закрытия, когда это стало предметом суждения Совнаркома. Докладчик А. Галкин — сторонник крайних мер, он убеждает: — Лучше использовать подмостки Большого театра для агитации и пропаганды!
Повестка дня поджимает, и Владимир Ильич Ленин почти сразу предлагает голосовать. «За» — двое-трое. Для Большого и других государственных театров угроза закрытия миновала, и вообще к ним после ряда подобных решений правительства стали относиться гораздо внимательнее.
Охрана памятников архитектуры
Между Февралем и Октябрем буржуазия увозила за границу целыми поездами обстановку, картины, скульптуры, драгоценности. Думали, что могут продолжать это расхищение и дальше. В начале восемнадцатого года в США возникла специальная корпорация с многомиллионным капиталом для вывоза из России художественных ценностей. Не состоялось. Правительство запретило вывоз за рубеж предметов искусства.
Социалистическая республика ликвидировала монополию верхушки власти на сокровища культуры, сделала их всенародным достоянием. В первые же месяцы Советская власть объявила собственностью государства художественные, исторические музеи, театры, библиотеки, архивы, дворцовые памятники зодчества, открыла обществу все, что накопили в своих частных собраниях богатые коллекционеры, передала народу все прекрасное, все непреходяще-вечное, что было создано в прошлом талантливыми учеными, писателями, художниками, народным гением.
Кремль размещает среди московских и петроградских скульпторов заказы на памятники светочам прогресса не только России, но и других стран, всех эпох, и Владимир Ильич самолично следит за выполнением задания.
Оглашаются декреты об охране ценных архитектурных и иных ансамблей исторического значения.
Когда вдова Л. Н. Толстого Софья Андреевна обращается с ходатайством о пенсии на поддержание дома-усадьбы «Ясная Поляна», Совнарком не только удовлетворяет ее просьбу, но и местному Совету указывает: всячески беречь имение великого писателя.
Культура в деревнях
В городе есть сильная организация, которая двигает политпросвет работу,— профсоюзы, у них культотделы, материальные средства, клубы, народные дома. А крестьяне еще бедны этим. В описываемые годы появились и на десятилетия вошли в язык культурной революции такие слова и понятия: изба-читальня, избач. Уже в двадцать первом году в селах и деревнях действовало 37 тысяч изб-читален. В неимоверно трудных условиях правительство нашло возможность выкроить для каждой из них по 30 фунтов керосина в месяц.
В начале 1920 года неподалеку от Рязани зародился, должно быть, первый в стране сельский университет культуры. Его открыли по решению Совета села Дядьково в двухэтажном каменном доме, принадлежавшем до революции богатому купцу. Местные учителя, коммунисты разработали устав нового учебного заведения. В нем говорилось:
«Народный университет в селе Дядьково имеет целью: а) помочь трудящимся массам разобраться в современных событиях, б) дать им общее развитие, в) дать специальное образование каждому по его наклонностям, г) возбудить в народе стремление улучшить свой быт и хозяйство».
Программу приняли широкую: история социализма, Советская Конституция, агрономия, ветеринария и пчеловодство, химия, медицина и даже астрономия. При университете создали показательное поле — нашли и деньги, и семена, и немудрящие машины. Преподаватели, лекторы — свои просвещенцы и специалисты из Рязанского института народного образования. Записалось на разные отделения триста человек; не только дядьковцы, но и из окрестных деревень. Собирались в любую погоду, не было случая, чтобы лекция сорвалась.
В культурной революции приходят первые успехи —- в самых разнообразных областях духовной и социальной жизни.»
Положено начало преодолению вековечного неравенства в культурном положении деревни и города, различных народов страны. Народности и этнические группы Крайнего Севера, Востока, Северного Кавказа впервые приобщаются к познанию печатного слова и письменности. Женщины Востока расстаются с ненавистной чадрой, паранджой. Стремительно идет высвобождение от власти религии.
Похожие записи:
Наука СССР в 20-е годы
Ликвидация безграмотности в СССР
КПСС: коммунистическая партия СССР
Культура в конце XIX века
Как развивалась афроамериканская культура в США в XX веке
Революция в Германии 1918-1919 годы
Как римская культура распространилась по всему миру
Борис Михайлович Шапошников в годы революции