Весной 1918 года в номерах Бакарцева, что на Черноозерской улице города Казани, поселился новый жилец. Был он ростом высок, худощав и лицом бледен, как бывает после трудной болезни. Ходил обычно в армейском кителе. Каждое утро в один и тот же час отправлялся пешком в здание народного суда, где числился в скромной должности секретаря. Немудрые свои обязанности исполнял быстро и пунктуально, чем довольны были и судья и заседатели, уверовавшие, что новый сотрудник, грамотный и аккуратный, не подведет, сколь много ни было бы работы.
Если что, пожалуй, и вызывало недоумение у сослуживцев и соседей по гостинице, так его молчаливость: кивнет головой в ответ на «здравствуйте» и шагает дальше.
Разнеслась молва, что он бывший офицер. Ну, это похоже на правду. Смотрите, выправка-то какая, шаг какой четкий… Полковник? Едва ли… До полковничьего чина сколько лет надо прослужить, а ему всего-то тридцать пять… Да, офицерство нынче не в почете. Потому, поди, и ходит хмурый, задумчивый… И смотрели ему вслед одни с усмешкой, другие сочувственно. А он ни тех, ни других не замечал, вернее, не желал замечать их взглядов, их шепотка. У него были свои заботы, свои думы, не дававшие покоя. Стоило вернуться вечером в пустой и холодный гостиничный номер, присесть за стол или прилечь на скрипучую кровать, как мысли уносили его в прошлое.
Офицер русской армии
…Давно ли, несколько лет, да чего там — всего несколько месяцев назад он, Борис Шапошников офицер русской армии, чувствовал себя человеком который нужен России, вовлеченной в тяжелейшую воину, и каждому солдату в окопах. Тогдашнее положение давало ему всякие преимущества по сравнению с теперешним: хотя бы сыт был, мундир носил красивый. Впрочем, это мишура, не стоящая сожаления. Главное — дело, тебе порученное. Тогда каждой клеточкой организма чувствовал большую ответственность за любой поступок, за всякое свое слово, которое могло привести иль к боевому успеху, иль к гибели. Теперь же — эка невидаль написать бумагу без грамматических ошибок!
Как же случилось такое немыслимое, что он, потративший столько энергии и времени на изучение военных наук, прошедший фронтовое пекло, он, полковник Генерального штаба, оказался вдруг в роли мелкого судебного чиновника?
Ему припомнились грандиозные события минувшего 1917 года. Сначала пришла показавшаяся такой ошеломляющей, неправдоподобной депеша об отречении Николая… Однако почему ошеломляющей? Это дежурный офицер, перехвативший телеграмму в аппаратной, примчался к нему испуганный. А он, начальник штаба казачьей дивизии, пробежав глазами бумагу, сохранил спокойствие.
Академия Генерального штаба
Сразу же всплыл в памяти один-единственный случай, когда он видел царя, и происшедший тогда казус. Это было в мае, да, в конце мая 1910-го. Царь по установленному ритуалу лично поздравлял всех офицеров, окончивших высшие учебные заведения. Ждали его и в Академии Генерального штаба, но Николай II не приехал. О причине такой немилости офицеры хотя вслух и не говорили, но хорошо ее знали: дом Романовых не мог забыть, что в Академии Генерального штаба в 1863 году часть преподавателей и слушателей-поляков, с которыми был и Ярослав Домбровский, учившийся в академии в 1859—1861 гг., приняли участие в польском восстании. Начальству все же удалось добиться приема у императорского величества, и вот всем выпуском, шестьдесят с лишним человек, отправились в Петергоф. Там и произошел сей казус.
В просторном дворцовом зале построились двумя группами: ближе к двери — те, кто успешно выдержал все экзамены и причислялся к Генеральному штабу, а через интервал в десять шагов — не набравшие необходимого количества баллов. Войдя в зал, Николай выслушал рапорт начальника академии и, сопровождаемый им, стал обходить строй. С каждым здоровался за руку, задавал один и тот же вопрос: «Какой части, где она стоит?» Когда с причисленными было «покончено», начальник академии пояснил, что дальше идут уже не попадающие в Генеральный штаб. Николай или не понял, или не расслышал. Увидев стоящего во второй группе своего знакомого лейб-гвардии поручика Кульнева, направился к нему. Поговорив с ним о чем-то, Николай, словно спохватившись, обратился к непричисленным и… поздравил неудачников с переводом в Генеральный штаб! Да, если бы это было во времена Павла I, то не успевшие в науках были бы переведены в Генеральный штаб, а успешно окончившие ходили бы непричисленными. Торжественный акт, завершающий трехлетнее обучение в военной академии, обернулся комедийной сценкой, а от самого лицезрения монарха остались в памяти лишь его бесцветные, ничего не выражающие глаза. И этот недалекий человек был единовластным правителем огромной страны!
…Да, раз дом Романовых, трехсотлетие которого столь пышно праздновалось, свалился под ударом народных масс в несколько дней, туда ему и дорога. Весь 1917-й бурлила Россия — и в обеих столицах, и в провинциальной глубине, и на фронте. Временное правительство, пришедшее на смену царизму, в течение нескольких месяцев сумело разоблачить себя до конца.
16-й гренадерский Мингрельский полк
Признаться, Шапошников не очень разбирался в тонкостях политических лозунгов, за которые ратовали разные партии. Спокойно восприняв петроградские перемены, продолжал свою службу без послаблений себе и другим. Был доволен, когда в сентябре получил в командование 16-й гренадерский Мингрельский полк. Гордился его полуторавековой историей: этот полк в составе войск, которыми командовал Суворов, участвовал в русско-турецкой войне 1787—1791 гг., в швейцарском походе штурмовал Чертов мост и перевал Сен-Готард, в Бородинском сражении рядом с батареей Раевского не только отбивал натиск французов, но и успешно их контратаковал…
Осенью 1917 года солдатам, да и офицерам 16-го Мингрельского было, однако, не до родословной полка. Длившаяся уже четвертый год война всем осточертела, солдаты рвались домой. Шапошников понимал их, в какой-то мере сочувствовал им, но думать должен был прежде всего о боеспособности вверенной ему части.
Встретили его в полку настороженно. И ничего удивительного: после корниловского мятежа новые назначения офицеров воспринимались солдатами с подозрением, а он вдобавок только-только получил очередное звание полковника. Вскоре все как будто уладилось. Шапошников заботился о насущных нуждах солдат, бывал с ними в окопах, приходил на все заседания полкового комитета. И ледок отчужденности растаял, установился добрый контакт, возникло доверие к новому командиру.
Поэтому, наверное, никаких эксцессов не случилось в полку и после того, как из столицы пришло сообщение об октябрьских событиях. Солдаты ликовали: «Вся власть Советам!» Свергнутых «временных» если и упоминали, то с усмешкой. А как гордо, взволнованно, горячо на солдатских митингах, в полковом комитете, просто в беседах друг с другом произносилось: Ленин, Ленин, Совет Народных Комиссаров, ленинские декреты о мире и земле.
На заседании солдатского комитета Мингрельского полка в те дни его спросили открыто: как относитесь к социалистической революции, к Советской власти? И он ответил прямо, без обиняков: признаю и готов продолжать службу!
Армия и советская власть
Среди офицерского состава нашлись противники новой власти. Они еще надеялись, что «это»—дурной сон, что большевики долго не продержатся. По старой привычке вытягивались перед полковником в струнку, а смотрели злобно. Таких не задерживали в полку. Солидарно с комитетом действовал командир и в тех случаях, когда нужно было убрать из полка насоливших солдатам унтеров, разнузданных анархистов. Все, что можно было в тех условиях, делал он, чтобы сохранить 16-й Мингрельский как боевую часть.
В декабре состоялся съезд военно-революционных комитетов Кавказской гренадерской дивизии, в которую входил его полк. Обсуждался вопрос о выборе нового начальника дивизии взамен отстраненного. И назвали его, Шапошникова, фамилию. Для него самого это было неожиданностью, он сидел под взглядами делегатов чуть растерявшийся и смутно помнит, что говорили с трибуны. Вроде: «душевный к солдатам», «с боевым опытом», «доверяем» и что- то еще в этом духе…
Дивизию он принял без колебаний. Если бы не эта болезнь!.. Из-за нее всего какой-то месяц пробыл начдивом, мало успел сделать… Да, послано в полки распоряжение об усилении революционной дисциплины. Начата проверка снабжения. Вместе с солдатскими комитетами неплохо организовали демобилизацию и проводы солдат старших возрастов… А теперь вот и сам, провалявшись два месяца в госпитале, демобилизован…
Что же дальше делать? Неужели он не нужен больше в армии? Ведь подписанный в Брест-Литовске мирный договор явно недолговечен и скоро может начаться Вторая мировая война. Нет, не обойтись государству без армии. И она уже создается, новая армия республики. А ты в стороне? По какой же, извините, причине? «Таковые отсутствуют»,— написал бы в официальной бумаге.
В самом деле: болезнь не помеха, уже достаточно окреп, а на любимой работе и совсем поправишься… А Россию защищать надо, возможность Второй мировой войны тогда никто не отрицал, враги у нее не перевелись. Да он и не единственный, кто так думает, мало ли офицеров, даже генералов уже служат в Красной Армии!..
Похожие записи:
Влияние октябрьской революции на Европу
Революция в Германии 1918-1919 годы
Борис Годунов — биография царя
Наука СССР в 20-е годы
История создания Казанского собора в Санкт-Петербурге и годы строительства
На какие страны напала Италия в годы Второй мировой войны
Культура СССР в 1920-е годы
Что изобрел Эдмунд Картрайт – история и годы создания ткацкого станка