Тринадцатого июля, на рассвете, «Гордый» малым ходом пошел в направлении Виртсу. В проливе стояла настороженная предутренняя тишина. Дремали на рейде корабли. Над их широкими трубами курчавился едва заметный дымок. Примерно через час на горизонте начал вырисовываться полуостров. Там по-прежнему что-то горело, застилая берег густым едким дымом.
На главном командном пункте не было слышно раз-говоров. Только голос Ефета да распоряжения вахтенного командира.
— Сигнальщики, искать в проливе наши торпедные катера,— приказал Ефет.
И через несколько минут Сульженко торопливо доложил:
— Катера ставят дымзавесу.
— Орудия на левый борт! Полный ход!
«Гордый» на большой скорости приближался к полуострову.
— Орудия зарядить! — скомандовал старший лейтенант Дутиков.
Из командного дальномерного поста указание Дутикова поступает в центральный артиллерийский пост, а оттуда командир группы управления лейтенант Патрикеев передает его на орудия. Клацнули замки. Командир третьего орудия старшина второй статьи Василий Трошин приник к прицелу, готовый открыть огонь. Словно срослись с механизмами и наводчики Илья Алферов и Дмитрий Степин. Затаил дыхание Борзов. Все ждали, что вот сейчас оттуда, где темными клубами в небо поднимается дым, ударят немецкие орудия. И тогда завяжется смертельная дуэль — кто кого. А пока еще одна напряженная минута. Еще одна… Какими длинными кажутся эти минуты!
И вдруг над полуостровом сверкнули залпы. Недолет.
— Ревун! — скомандовал Дутиков.
Орудия вздрогнули. Залпы с полуострова и с корабля почти совпали по времени. Немецкие снаряды с воем пролетели над кораблем, подняв на мелководье мутные столбы воды. А там, на Виртсу, уже вздыбили землю фугасные снаряды «Гордого». Ведя непрерывный огонь, корабль на большой скорости проскочил горло узкого пролива и, не сбавляя хода, вошел в белую пелену дымзавесы. Едким дымом заволокло ходовой мостик, першило в горле, слепило глаза. Видимости не было никакой. На главный командный пункт выскочил штурман корабля старший лейтенант Лященко.
— Товарищ командир, прошу два градуса вправо,— крикнул штурман. И его коренастая фигура вновь нырнула в штурманскую рубку.
Три безрезультатных выстрела сумела сделать фашистская батарея. Метким огнем «Гордый» заставил ее замолчать.
— Струсили фрицы,— возбужденно говорили собравшиеся на полубаке артиллеристы.
— Знают, с кем имеют дело.
— Они еще не так получат…
«Гордый» в это время уже шел Рижским заливом, взяв курс на мыс Колкасрагс. Ефет рассчитывал на этом курсе осмотреть вход в Ирбенский пролив, а затем вдоль латвийского побережья направиться к устью Даугавы, надеясь на возможную встречу с надводными кораблями противника.
Заштилило. Свинцово-зеленоватая вода покорно раздвигалась под острым форштевнем корабля, раскланиваясь вправо и влево пенным разводом волн. В рассветном мареве угадывались густо изрезанные лесистые Василий Трошин, берега Эзеля. Легкий туман жидкими командир орудия хлопьями блуждал у побережья.
На мостик, как всегда без фуражки, торопливо вышел лейтенант Ползунов.
— Товарищ командир, радиограмма.
Ползунов развернул перед Ефетом бланк с коротким текстом. Командующий отрядом легких сил контр- адмирал Валентин Петрович Дрозд, спешно вышедший на миноносце из Таллина, приказал всем эсминцам, базирующимся на Моонзунд, срочно выйти на рейд Куресааре.
Ефет посмотрел на часы, расписался на радиограмме, вызвал штурмана.
— Курс на рейд Куресааре.
— Есть!
Юркий Лященко бегом спустился в рубку и уже через минуту доложил курс. «Гордый» развернулся, прибавил ход.
— Почему повернули? — спросил Носиков, поднявшись на мостик.
Ефет молча показал радиограмму.
— Это неспроста.
— Вот и я об этом думаю. Но эсминцы у Рохукюла заправляются топливом. Они сразу выйти не смогут.
— Видимо, что-то случилось,— сказал Носиков.— Без причины адмирал не отдал бы такого приказания.
Обстановка прояснилась позднее. Оказалось, что к Ирбенскому проливу со стороны Либавы приближался огромный конвой противника в охранении восьми эсминцев, трех сторожевых кораблей и большого числа катеров. Конвой уже громила наша авиация. У мыса Месрагс его атаковали торпедные катера старшего лейтенанта Владимира Гуманенко. Катерники потопили два транспорта. Контр-адмирал В. П. Дрозд, видимо, готовил по конвою завершающий удар.
Весть о возможном участии в разгроме конвоя вызвала на корабле большое оживление. Торпедисты во главе с мичманом Александром Буенковым хлопотали у торпедных аппаратов, торпедные электрики проверяли цели стрельбы, надеясь, что на этот раз и им будет пре доставлена возможность использовать свое грозное оружие. Главный старшина Дмитрий Шульга на всякий случай сосчитал боезапас в погребах, прикидывая, на сколько его хватит в случае артиллерийского боя…
Время встречи эсминцев на рейде Куресааре приближалось, а корабли не появлялись. Ефет нервничал. По радио он запросил разрешение идти на сближение с конвоем.
— Добро,— коротко ответил адмирал.
Высоко задрав нос и присев на узкую корму, «Гордый» на большом ходу взял курс на Ригу. Ефет надеялся до подхода кораблей обнаружить конвой, и уже совместными усилиями ударить по нему.
Орудия заряжены, на боевых постах краснофлотцы напряженно ожидали начала боя.
Но конвоя все нет.
— Искать конвой! — напоминает Ефет.— Дальномерщики, что на горизонте?
Но на горизонте только равнодушная дымка и никаких кораблей.
— Сектор наблюдения ноль тридцать пять градусов правого борта,— уточнил Ефет.
Но и в этом секторе конвоя не оказалось.
Наконец старшина второй статьи Якубин радостно крикнул:
— Наблюдаю конвой — пеленг сорок градусов, дистанция восемьдесят кабельтовых.
Об обнаружении остатков конвоя Ефет доложил контр-адмиралу и тут же получил предупреждение от штурмана:
— Товарищ командир, конвой входит в Даугаву.
Где-то сзади в полутора часах хода на всех парах к Даугаве неслись эсминцы. Но они безнадежно опаздывали.
Ефет не находил себе места. Недобитый конвой явно ускользал прямо из-под носа, и уже ничего с ним не сделаешь. Логика действий подсказывала командиру, что погоня за оставшимися судами фактически ничего не изменит. Но боевой азарт Ефета и всего экипажа на какое-то время взял верх над здравым рассудком. Ефет сорвал трубку телефонного аппарата, связывавшего главный командный пункт с постом энергетики, и зло прокричал в самое ухо Дергачеву:
— Ход давай! Максимальный!
— Товарищ командир, идем на пределе…
Но Ефет уже не слушал. Он схватил микрофон связи с артиллеристами и приказал;
— Командиру БЧ-П по конвою — огонь!
— По кораблям противника!.. — скомандовал Дутиков.
Носовые орудия рявкнули так, что палуба рванулась из-под ног.
— Недолет,— доложили дальномерщики.
— Больше два! — скомандовал Дутиков.
Командир группы управления Сергей Патрикеев внес поправки, и уже следующие залпы накрыли хвост конвоя.
— Прямое попадание в транспорт!
— Двадцать снарядов — шквалом — огонь!
Орудия били нещадно. «Гордый» радостно вздрагивал, горели глаза у артиллеристов.
— На транспорте пожар! — доложил Якубин.
— Товарищ командир, проскочили входной буй,— в грохоте боя доложил Лященко.
— Вижу. Продолжать огонь! — крикнул он командиру БЧ-П.
Но гнаться уже было невозможно. Впереди был вход в реку. Ефет, казалось, опомнился. Он уменьшил ход, под ответным огнем противника развернулся на обратный курс.
«Молодцы — артиллеристы» — так называлась в этот день корабельная радиогазета. До самого вечера на палубе только и было разговоров об артиллерийской дуэли у Виртсу и преследовании конвоя в Даугаве.
Выполнив задачу в Рижском заливе, «Гордый» вновь приготовился к форсированию пролива в обратном на-правлении. Опять стояла тихая летняя ночь. Так же грозно нацелились на полуостров орудия. Так же напряжены были люди. На Виртсу еще полыхал пожар. «Гордый» все ближе подходил к самому опасному месту. Вот Виртсу уже на траверзе правого борта. Сейчас, сейчас ударят фашистские орудия…
Но батарея молчит. Виртсу за кормой. Фашистская батарея молчит.
— Испугались фрицы,— хвастали потом артиллеристы. — Знают, что идет «Гордый».
Утром на корабль доставили базовую газету «На страже». Моряки мигом расхватали ее и углубились в чтение. Особенно по душе пришлось письмо Гитлеру от защитников острова Сарема.
— Вот бы самому Адольфу его прочитать. Он бы сбесился от злости,— сказал Алферов.
— А что ему беситься. Он и так чокнутый. Был бы нормальный — войну не затеял бы,— ответил ему Васькин.
Но оживление на палубе продолжалось недолго: люди очень устали.
