Типы родства
Индоевропейская лингвистика учит, что родство языков бывает двух видов: генетическое (генеалогическое) и структурное. Генетическое означает настоящее, а структурное не настоящее, т. е. формальное, внешнее родство.
Понятие генетического родства применимо только к языкам, которые, как полагают, отделились от единого языка-основы; структурное же родство предполагает типологическую близость таких языков, носители которых никогда не принадлежали к единой языковой семье, а отделились от разных праязыков. Например, далекие предки японцев и русских никогда не составляли часть одного, единого пранарода и никогда не говорили на одном языке-основе. Поэтому идентичные слова в современном японском и русском языках типа коцу и кость никак не могут служить доказательством их генетического родства. Это только случайное совпадение.
А как могли появиться случайные совпадения? Давайте послушаем самих ученых. “В основе принципа генеалогической классификации лежит установление того факта, что известные явления двух и более различных языков в ряде случаев могут быть возведены к общему прототипу, который представляется явлением общего для них языка-основы, или праязыка”, —пишет один из видных компаративистов И. М. Дьяконов и продолжает:
“при этом речь в данном случае не может и не должна идти о явлениях языковой структуры, так как последние имеют функциональное значение, а следовательно, могут выработаться в различных языках самостоятельно вследствие аналогичного развития потребности в выражении той или иной категории”.
Свою мысль Дьяконов подкрепляет примером из археологии. Он пишет: “Аналогичным путем в археологии устанавливается генетическое родство археологических культур. Форма сосуда или орудия может быть обусловлена его функцией и поэтому может выработаться независимо, в результате одинаковых потребностей, в различных и генетически не связанных обществах.
Допустим, что форма сосуда или орудия в различных обществах действительно может выработаться “независимо, в Результате одинаковых потребностей”. Так, скажем, коллектив А в какое-то время в силу своего объективного развития достиг такого уровня, когда у людей этого коллектива появилась потребность в более совершенном орудии убийства, чем было до тех пор. А до тех пор была только короткая дубина, которую можно было использовать главным образом в ближнем бою. Теперь времена изменились, настоятельно требуется орудие дальнего действия.
И вот некий талантливый товарищ из коллектива А начал применять в бою с соседями не какую-нибудь архаичную дубину, а длинную, с острым концом палку и добился немалого успеха. То же самое произошло и в коллективе Б, который никогда не контактировал и не мог контактировать с коллективом А, потому что “А-тяне” обитают в самой прародине человечества—в Восточной Африке, а “Б-тяне” —в захудалой Америке.
В коллективе Б появился также некий смышленый парень и изобрел копье вместо дубины, которое можно бросать в далеко стоящего или убегающего врага и убить его наповал. Формы копий у А и Б одинаковы, так как их функции полностью совпадают. Однако они изобрели свое грозное орудие, как мы убедились, совершенно случайно, вследствие возникновения у них одинаковых потребностей.
Возможно ли такое совпадение? Полагаем, что возможно. Однако при чем тут язык?!
Язык есть явление уникальное, и любое сравнение его с чем-нибудь другим может оказаться неточным, даже ошибочным, что и произошло у Дьяконова. Функции сосуда или орудия —одно, а функции слов—другое. Смешивание одного понятия с другим не может считаться основанием для доказательства правильности ни того, ни другого.
Примеры совпадения слов в различных языках
Обратимся к примерам из области языка. На латинском “голова” называется капут, в аранта (Австралия) —капута. Предки австралийских аранта и латинов, надо полагать, никогда не принадлежали к одному пранароду и никогда не говорили на одном праязыке. Заимствование также исключается. По предположению ученых, древние народы Австралии переселились на свою современную Родину примерно тридцать тысяч лет тому назад. В продолжение этих тридцати тысяч лет австралийцы не могли контактировать с другими народами, обитавшими на соседних островах или материках, так как не имели средств передвижения по воде на дальние расстояния.
Как же следует объяснить сходство терминов, обозначающих “голова” в латинском и аранта? Со “случайностью” еще можно было бы согласиться, и то с натяжкой. Однако какая тут может быть аналогичная потребность называть голову именно словами “капут” и “капута” вследствие аналогичного развития обществ?
Приходится констатировать, что объяснение возникновения идентичных по структуре и значению слов в различных языках функциональностью и аналогичной потребностью ложно в своей первооснове. Теперь обратим внимание на генетическое родство, как это представляется лингвистам-компаративистам.
Для того, чтобы доказать генетическое родство двух и более языков, необходимо сравнивать слова. Это и понятно. Ведь основной метод компаративистики называется сравнительно-историческим. “В большинстве современных языков заимствования составляют значительно более половины всего словарного запаса, а остальная его часть, за исключением 1—2% слов, представляет собой новообразования в пределах данного языка (из древнего общего или из заимствованного материала).
Поэтому в плане установления родства для сравнения пригодны главным образом древнейшие слова основного словарного фонда, выражающие понятия, которые почти ни на одном этапе исторического развития не было причин заимствовать из другого языка или создавать заново, например, первичные числительные, названия простейших действий человека, частей тела, простейших терминов родства”, —пишет И. М. Дьяконов.
Свою мысль автор развивает дальше: “материалом для сравнения могут служить только слова, выражающие наиболее старые, наиболее устойчивые понятия,— слова основного словарного фонда, составляющего обычно не более 1 — 2% всего словаря. Как в настоящее время установлено математической лингвистикой, и из этого словарного фонда в среднем 15% в течение тысячелетия вымирает, заменяясь другими.
За отрезок времени, исчисляемый десятками тысячелетий, в ранее родственных языках мог сохраниться лишь ничтожный остаток общих слов основного словарного фонда, порядка одного на 10 тысяч. Отличить в этом случае родство слов по происхождению от случайного совпадения невозможно, даже если сходство этих слов не стерто фонетическими изменениями”.
Дальше не будем углубляться в дебри лингвистических фантазий.
Все ясно как в сказке: налево поедешь —коня погубишь, направо поедешь —сам погибнешь, назад дороги нет, а вперед —тем более. Не смертных это дело — пускаться в неведомые края за одним-единственным словом, затерянным среди десятка тысяч никчемных случайностей.
Сравнение слов
Как явствует из утверждения Дьяконова, для доказательства генетического родства разрешается сравнивать некоторые группы слов- Например, можно сравнивать названия тела. Однако, как мы только что видели, “голова” в латинском и аранта обозначаются почти одинаковыми по значению и структуре словами. Голова тоже часть тела. Жаль, что латинский и аранта генетически не родственны.
Как пишет Дьяконов, можно сравнивать также первичные числительные и простейшие термины родства. Первичные числительные —это один, два, три… Оказывается, что это не совсем так. Хотя, возможно, и так, но сравнивать разрешается, по словам Дьяконова, только… “от трех до пяти или девяти”.
Мы уважаем мнение ученого, но для примера берем не “один” и не “три”, а среднее между ними-“два”. Итак, “два” на латинском — duo, итальянском — due, русском — два, немецком — zwei (цвай), латышском — divi, молдавском — дой, маратхи — дон, курдском, белуджском, фарси-кабули. Все эти языки относятся к индоевропейским. Имеется немало неиндоевропейских языков, где “два” звучит так же как или почти как в перечисленных индоевропейских.
Например, “два” на индонезийском, сунда, купанг, дакском, ило- ко — дуа, батакском — дува, эвенкийском — дюр, нанайском — дюэр, орокском — ду, айну — т у, корейском — ту л.
“Следует подчеркнуть, что фонетический строй языка не стоит на месте, а развивается, и притом довольно быстро и в каждом языке по-своему. Поэтому полная тождественность или сходство звучаний слов в сравниваемых языках редко может служить свидетельством их общего происхождения и в большинстве случаев объясняется совпадением.
Звуковые соотношения сравниваемых слов должны представлять собой систему. Сравнению подлежит не сходство, а закономерное расхождение, подчиненное определенным, выявляемым путем анализа закономерностям фонетического развития сравниваемых языков”, — констатирует Дьяконов .
О фонетике мы будем вести речь отдельно, а пока продолжим тему первичного числительного “два”. Как видно из вышеприведенных примеров, сравниваемые слова со значением “два” на разных языках полностью отвечают требованиям Дьяконова: они не всегда сходны между собой, расхождение их подчинено определенным закономерностям. Если судить на основе приведенных терминов со значением “два”, то языки индоевропейские, индонезийские, нанайский, корейский и т. д. когда-то, видимо, составляли генетическое родство. Однако компаративистика отвергает такую возможность.
Вот еще примеры из области первичных числительных: тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки, как мы уже упомянули, считаются генетически родственными. В одном из монгольских языков — шираюгуре “один” —неге, калмыцком — неги, письменном старомонгольском— ниген, современном монгольском — негн. На татарском и родственных языках “один” — бер или бир. На современном монгольском “три” пурван, нанайском, эвенкийском — илан, орокском — ила(и), маньчжурском — илань, эвенском — илън. На татарском и родственных языках “три” — вч, эч, уч.
Из этих примеров видно, что т. н. тюркские, монголские, тунгусо-маньчжурские первичные числительные ни так и ни эдак не могут служить подтверждением генетического родства этих языков: по структуре они не сходны между собой, расхождения их не подчинены каким-либо закономерностям фонетического развития этих языков.
С терминами родства у компаративистов также не сходятся концы с концами. Тут просто никакая закономерность не наблюдается, т. е. закономерность, предлагаемая индоевропейскими лингвистами. Поэтому, основываясь на терминах родства, доказывать генетическое родство каких-либо языков представляется вообще невозможным.
В вышеприведенном отрывке о заимствованиях из Дьяконова мы нарочно опустили конец предложения. В полном виде выглядит оно так: после слов “поэтому в плане установления … простейших терминов родства” автор продолжает: “(кроме распространенных и международных по своему характеру, параллельно возникающих в разных языках детских словечек) и т. п.” О терминах родства, которые можно сравнивать, Дьяконов дает такое примечание: “Но в случае изменения системы обозначения родства в ходе развития общества, а также по другим причинам термины родства могут быстро изменяться”.
Для примера берем слово аб, которое имеется во многих языках, не связанных генетическими узами. Например, аб означает “отца” в абхазском, арабском, современном монгольском, самаритянском, угаритском языках. Термин аба тоже означает “отец” в абазинском, современном алтайском, афганском, куи, кумандинском, мальгашском, парья (гиссарском), пушту, сагайском, сирийском, сомрайском, табасаранском, телеутском, туба-кижи, шинаша, шорском, эфиопском языках.
Термин родства мам на языке били-били означает отец”, вахги — “его мать”, вепса- “мать”, коми- “мать”, маргум-мана —”отец”, митебог—”отец”. Термин мама на языке алур означает “моя мать”, ассами-“дядя по матери”, асу – “мать”, бенгальском, брауи- “дядя”, бхили (Гуджарати) – “брат матери”, бхили (Махараштра) —”сестра отца; брат матери; тесть, свекор”, велла— “отец”, османском —”мать”, грузинском—”отец”, гульбаргском каннада—”брат матери”, занзибарском —”мать”, кабули —”дядя со стороны матери”, караимском (Луцк) —”мать”, коита—”отец”, китайском—”мама”, лингала —”мать”, мальгашском — “мама, мать”, маньчжурском —”бабка”, маратхи —”дядя”, марги — “мать”, паранг —”дядя”, парья (Гиссарском) —”дядя со стороны матери”, пушту —”дядя”, руанда —”моя мать”, русском —”мама, мать”, таййал —”дядя”, татарском (тобольском) —”бабушка”, телугу —”дядя”, уйгурском —”бабушка”, хинди —”дядя” (брат матери), хиу —”отец”, чистони (таджикском) — “дядя со стороны матери”, нгуна —”мой отец”. –
Когда Дьяконов говорит о “детских словечках”, то он имеет в виду такие термины, как “мама”, “папа”. Некоторые лингвисты называют их также лепетными словами. Как известно, “папа”, “мама” —самые дорогие и близкие человеку термины. Это первые слова, которые младенец слышит от взрослых. Однако компаративисты не считают их “нормальными” словами —по их утверждениям, они непригодны для доказательства ни генетического, ни структурного родства языков.
Любому здравомыслящему человеку известно, что так называемой “детской речи”, или “лепетной речи” (притом международной!), нет и быть не может. Любые слова, будь то термины родства, частей тела и прочее, младенец усваивает только от взрослых, в окружении которых он растет и развивается.