Когда на землю опустились сумерки, партизаны, вытянувшись цепочкой, отправились в путь. До наступления ночи им предстояло пройти около десяти километров.
В полночь добрались до кладбища в Дзержинске. Залегли, прислушались.
— Закурить бы, — шепнул Василий Прокопенко.
— На обратном пути закурим, если нам тут не дадут прикурить, — полушутя ответил Мурашов.
По улице с винтовками через плечо протопали два фашиста. Поравнявшись с кладбищем, они постояли, поговорили о чем-то и повернули обратно. Когда их шаги затихли, партизаны стали осторожно пробираться к центру города. Возле сквера, в развалинах кирпичного дома, снова остановились: надо было перебежать улицу Карла Маркса и укрыться возле церкви. Выждав, когда патруль повернет к кладбищу, Мурашов шепотом приказал:
— Досин и Быстримович, в разведку!
Те вскоре вернулись. От церковной ограды до тюрьмы (враги переоборудовали под нее здание почты) было метров пятьдесят. Затем доложили: рядом постов нет, в караульном помещении полицейские режутся в карты.
Прокопенко и Бляшев остались около церкви наблюдать за улицами, откуда могли появиться полицейские и гитлеровцы. Голубцов и Будник встали у окна караульного помещения. Мурашов, Досин и Быстримович подошли к двери и постучали.
— Кто? — рявкнул один из полицейских.
— Свои! Пусти погреться, — ответил Мурашов.
Взяв винтовку наперевес, полицейский подошел к двери и сбросил крючок с петли. Как только дверь раскрылась, партизаны ворвались в караульное помещение:
— Руки вверх!
Оцепенев от неожиданности, предатели подняли руки, лишь один из них потянулся было к кобуре. Вбежавший в этот момент в дежурку Голубцов опередил его. Но тут один полицейский бросился под стол и оттуда успел выстрелить в Голубцова, затем в Досина. Ранил обоих.
Мурашов прикончил его тут же.
— Ключи от камер! — потребовал он у охранников.
Те показали на убитого. Через несколько минут смельчаки уже открывали камеры и объявляли:
— Товарищи, вы свободны! Выходите. Мы — партизаны.
Арестованные разбежались и скрылись в темноте.
В обратный путь шли, унося тяжело раненного Досина.
— Оставьте меня, спасайтесь сами, — уговаривал он.
На улице им преградил путь патруль. Пришлось пустить в ход оружие.
На другой день Белькевич рассказывал, что патрулировавшие в городе гитлеровцы и полицейские, заслышав выстрелы возле тюрьмы и увидев бегущих людей, приняли их за партизан и попрятались. Это и спасло участников операции. Когда гитлеровцы сообразили, в чем дело, партизаны были уже далеко. Враги бросились было в погоню по дороге на Макавчицы, но партизаны свернули на Дягильно, зашли в одну хату, перевязали раненых и благополучно вернулись в лагерь.
В ту ночь из тюрьмы бежало много заключенных, но боровчан среди них, к сожалению, не оказалось — фашисты привезли их из Минска не вечером, как мы предполагали, а лишь назавтра утром.
Разъяренные гитлеровцы согнали жителей на центральную площадь и на глазах у них повесили подпольщиков Адольфа Карницкого, Владимира Щуплика и еще нескольких арестованных.
— Всех не перевешаете, фашистские выродки! Да здравствует Советская власть! — успел крикнуть Карницкий.
Вместе с участниками подполья были казнены Владимир Стельмах, работавший до войны в Боровском сельсовете, колхозники Сергей Юхович, Александр Козел, Сергей Живицкий, военнослужащий Петр Сорока. Нестера Лишневца среди повешенных не было. Позже стало известно, что по дороге из Минска он пытался бежать и был убит.