Июньским утром сорок первого года полевой дорогой почти бесшумно мчались две «эмкю». Меж высоких стен ржи их совсем не было видно, только крыши плыли, словно перевернутые челны.
Дорога вывела к леску на взгорье. Отсюда виднелась речка среди густого разнотравья, а за ней, справа, в садах, прятались дома, крытые железом.
Машины остановились. Ив них вышли двое военных со шпалами на петлицах, огляделись. За ними последовали шоферы, тоже в гимнастерках, только на петлицах не шпалы, а треугольники. В безоблачной голубизне неба пели жаворонки, пахли свежестью пола наливающихся хлебов и цветущей гречихи. Здесь были мир и покой, которых как будто искали эти военные люди и теперь решили насладиться ими сполна. Сняв фуражки, расстегнув гимнастерки, они какое-то мгновение шли молча.
Начальник артиллерии 7-го механизированного корпуса Василий Иванович вместе с начальником оперативного отдела штаба артиллерии майором Сазоновым уже неделю приезжали на рекогносцировку в подмосковные районы.
— Какое богатство. Вы посмотрите только! — восторженно произнес Сазонов, обращая внимание Казакова на поля.
— Ты о чем это, Николай Петрович?
— О хлебах колхозных, — ответил майор.
Хотя в Европе уже давно рвались бомбы и снаряды и фашистские орды топтали кованым сапогом хлеба, Казаков и Сазонов даже и в мыслях не держали, что сюда, в Подмосковье, может когда-нибудь прийти враг и будет мять гусеницами танков эту высокую рожь.
А на второй же день все перевернулось вверх дном. Радио принесло тревожную весть: фашистская Германия напала на СССР.
В полдень 1 июля сорок первого года майор Сазонов уже шагал по берегу Березины в районе белорусского города Борисова и проверял надежность артиллерийских позиций Московской мотострелковой дивизии, которая входила в состав 7-го механизированного корпуса, прибывшего из Подмосковья.
Назавтра закипел яростный бой. На нашу пехоту и артиллерию обрушились снаряды и мины. В воздухе появились большие группы гитлеровских бомбардировщиков. Дым закрыл землю. В этот же момент в атаку двинулись фашистские танки. Но не дрогнули наши пушкари. Подбит один танк, два, три. На смену подбитым к мосту спешили другие танки. Много их было тогда у фашистов! Казалось, что они вот-вот прорвутся на наши позиции, сомнут орудия и устремятся дальше.
Но не так просто сломить советских артиллеристов!
— Молодцы, артиллеристы!
И тут же добавил:
— Достойных представьте к награждению. Действуйте так и впредь!
Наши потери тоже были немалые. Много раз приходилось вести огонь из подбитых и поврежденных орудий, а пехоте жечь вражеские танки гранатами и бутылками с горючей смесью. В тяжелых боях под Москвой, часто оказываясь в окружении, мы всегда разрывали вражеское кольцо артиллерийским огнем и, нанося удары врагу с тыла, уничтожали его живую силу и технику.
А потом настал час расплаты, когда фашисты были разбиты и отброшены от Москвы. И опять главной ударной силой советских войск в этой грандиозной битве была артиллерия.
Потом, в 1942-м и начале 1943 года произошла великая битва на Волге. Полковник Н. П. Сазонов, уже будучи работником штаба артиллерии Донского фронта, активно участвовал в планировании артиллерийского наступления на заключительном этапе Сталинградского сражения.
Перед последним штурмом пришел приказ произвести 15-минутный огневой налет. Это был артиллерийский удар небывалой силы: 338 орудий и минометов на один километр фронта!
Такова была плотность огневых средств артиллерии на участке 27-й гвардейской дивизии, действовавшей на главном направлении.
Враг не выдержал огненной бури, пронесшейся над его окопами. Как только закончился огневой налет, вереницы пленных с поднятыми вверх руками нескончаемым потоком побрели в пашу сторону. «Целые батальоны опускались па колени и молились богу, прося о спасении от огня русской артиллерии»,- говорили пленные.
Живущий в Ленинграде полковник в отставке А. В. Усов, который командовал артиллерийской частью, действовавшей на одном участке фронта с бригадой Сазонова, рассказывал:
— Полковник Сазонов был храбрым человеком. И хотя редко, но и на фронте бывали чудеса, заставляющие много лет спустя вспоминать моменты, которые становятся легендой. Вот мне и вспомнился случай, когда Николай Петрович чудом уцелел. Было это в декабре 1943 года в районе города Жлобина. Стояли такие морозы, что землю не брал ни лом, ни кирка, а позиции для орудий надо было оборудовать.
Ранним утром мы с Николаем Петровичем поехали на свои НП, находившиеся почти рядом. Стояла тишина, хотя фронтовая полоса ложилась под колеса «виллисов». Не доезжая до наблюдательных пунктов, мы вышли из машин и пошли пешком. Пожав друг другу руки, разошлись.
Но и ста шагов не сделали, как тяжелый вражеский снаряд грохнул под ноги Сазонову. Однако взрыва не последовало. Ударившись о мерзлый наст, снаряд рикошетом отлетел метров на сто от Николая Петровича, осыпав его десятками комьев мерзлой земли. Но и они буквально иссекли шинель и изуродовали лицо Николая Петровича. Пришлось ему лечиться в госпитале.
И даже не четыре шага было до смерти, как поется в песне, а всего один шаг.
После освобождения Белоруссии гвардейцы шли к Одеру. Предстояло форсировать эту водную преграду. А там уже не так далеко и Берлин.