В то время мы стояли в ковше Стрелецкой бухты на несамоходной барже, приспособленной для специалистов дивизиона.
На палубе была сооружена надстройка, в ней располагались шесть кают и в них команда. В трюмах были оборудованы кубрики и канцелярия.
За период знакомства с дивизионом я уже знал биографию его командира. Капитан-лейтенант В. Г. Гайко-Белан на флоте с 1932-го. Окончив курсы, вступил в командование торпедным катером, затем — звеном таких же кораблей. На должности командира 1-го дивизиона морских охотников прибыл в 1940 году.
— Что-то долго не появляются «гости», — прервал затянувшееся молчание.
— Скоро будут, — сказал капитан-лейтенант. — Фашистские самолеты в одно и то же время появляются у Севастополя.
Комдив посмотрел на часы. Было двадцать три. Вдруг как-то сразу к тихому шелесту прибоя добавилось глухое прерывистое гудение.
— Вот и пожаловали, — взглянул в поднебесье Гайко-Белан. — Сейчас начнут бомбить, а может, и мины сбросят.
Мы напряженно всматривались в ночное небо. Завывание моторов усиливалось, но самолетов, идущих на большой высоте, не было видно.
Мрак ночи рассекли кинжалы прожекторных лучей. Ухнули, загрохотали зенитки противовоздушной обороны. Косо взметнулись в звездную высь пунктирные строчки пулеметных трасс.
Вражеские самолеты приближались. Когда они достигли Стрелецкой бухты, корабли открыли огонь: затрещали «сорокапятки», затем ударили крупнокалиберные пулеметы (ДШК).
В разноголосицу пальбы и треска вторгся новый воющий звук. Сначала тихий, едва различимый, он все усиливался, достиг наиболее высокой ноты и потонул в раскатистом взрыве.
Через несколько секунд вой авиационных бомб и их разрывы слились в единый непрекращающийся адский грохот. И невозможно было различить, где зенитный огонь, где бомбовые удары. Все смешалось в сплошном тяжелом гуле.
Когда улеглась сумятица первых минут воздушного налета, я увидел прожекторные лучи не только над базой, но и далеко на подходах к севастопольским фарватерам. Там тоже вела заградительный огонь зенитная артиллерия. Не всем стервятникам удалось преодолеть его, да и прорвавшиеся к бухтам самолеты не смогли вести прицельного бомбометания. Они сбросили мины в стороне от фарватера.
Грохот оборвался внезапно. Воздушные пираты удалились. Смолкли зенитки. Прозвучал сигнал отбоя.
С первого дня войны налетают в одно и то же время, сказал подошедший комиссар дивизиона Моисеев. — Пытаются поставить мины на фарватере и непосредственно на входе в базу.
Замысел гитлеровцев был прост. 22 июня корабли Черноморского флота после учений находились в бухтах Севастополя. Чтобы парализовать их действия, запереть корабли непосредственно на базе и, таким образом, заблокировать Черноморский флот в Севастополе, фашисты пытались с самолетов поставить мины на фарватере и у входа на базу. Пока что сделать это им не удавалось.
Правда, вражеские мины, сброшенные в стороне от фарватера, доставили немало хлопот морякам. И не только мины. В ту пору мы еще о многом не знали.
— Пора отдыхать, — взглянув на часы, сказал командир дивизиона.
— Я побуду немного здесь. Спать не хочется. Ганко-Белан и Моисеев ушли.
Волны по-прежнему чуть слышно перебирали прилежную гальку, и война как-то не вписывалась в тишину ночи. И все же она была реальностью, полыхала огнем по всей нашей государственной границе.
